Кэсткиллский орел
Шрифт:
— Уйти от него я не могла, но для начала стала постепенно охлаждать наши отношения.
Я встал, обошел стойку и налил себе еще кофе.
— Рассел сразу же понял, что я задумала, и... стал цепляться как можно сильнее. Принялся прослушивать мой телефон. Поставил людей, чтобы за мной наблюдали. Прошлой зимой не позволил приехать в Нью-Йорк на спектакль, в котором танцевал Пол.
— Каким же это образом ему удалось тебя остановить? — спросил я.
Сюзан смазала внутреннюю поверхность формы для выпечки, используя спецспрэй.
— Он сказал «нет».
Связь, возникшую между нами, можно было пощупать руками. Казалось, весь остальной мир исчез и мы остались в стерильной комнате, в палате для детей с иммунодефицитом.
— Вот так. Все очень просто, — сообщила Сюзан. — Я не могла ничего делать, если он мне запрещал.
— Что было бы, если бы ты настояла на своем?
— Что? Уехала бы? После того, как он сказал «нет»?
— Да. Может быть, он или его люди помешали бы тебе это сделать?
Я увидел на фоне загорелого лица ее белые верхние зубы, когда она принялась покусывать нижнюю губу. Отпил кофе.
— Нет, — сказала она.
Она еще раз перемешала тесто и вылила его в форму, отскребая остатки от стенок миски.
— Тогда я снова обратилась к доктору Хилльярд, — сказала она.
— Снова?
— Да. Я начала посещать ее практически сразу после того, как уехала из Бостона. Но Расселу это не нравилось. Он не одобрял психотерапию. Поэтому я прекратила.
Говоря, Сюзан держала форму на весу, словно напрочь позабыв о ней.
— Но после того, как я не смогла поехать в Нью-Йорк и поняла, что не способна его прогнать, но и жить с ним тоже не в состоянии, да еще и тебя забыть не могу, я снова принялась посещать сеансы психотерапии.
Она взглянула на форму, некоторое время непонимающе разглядывала ее, затем открыла духовку и поставила форму туда.
— А Рассел?
— Узнав про это, он страшно разозлился.
— И?
Сюзан пожала плечами:
— Рассел меня любит. Где бы и с кем бы он ни был, он всегда меня помнит и любит. Я понимаю, у тебя сложилось о нем совершенно иное представление...
— Наше отношение к чему бы то ни было основано на личном опыте, — сказал я. — И твое и мое отношение верны, только опыт у нас разный.
Она снова улыбнулась:
— Видимо, тебе не слишком приятно слышать о том, что он меня любит.
— Я могу слушать все что угодно, — успокоил ее я. — И о чем угодно.
Сюзан взяла со стойки небольшую дыню и принялась нарезать ее полумесяцами.
— Доктор Хилльярд показала мне, что мои чувства к Расселу и его чувства ко мне не простая привязанность. Когда мы с ним встретились, он понравился мне, и я потянулась к нему, потому что он полюбил меня всем сердцем. Что бы я ни захотела, что бы ни сказала... Он походил на ребенка. Любил меня до смерти.
— Довольно опасный ребеночек, — заметил
— Да, — согласилась Сюзан. — Это часть его очарования.
— Такую любовь ты и заслуживала?
Сюзан кивнула.
— Ты нашла способ оставить меня, — сказал я, — и одновременно наказать себя за это.
С нарезанных долек дыни Сюзан принялась счищать косточки в раковину.
— И Рассел... — продолжил я.
— Я старше его, — перебила Сюзан.
Я кивнул. Сюзан сполоснула кусочки дыни.
— И принадлежу — позволь воспользоваться этим словом за неимением иного — другому мужчине, — сказала она.
— Мне.
— Ага.
— И что? — спросил я.
— Я значила для него больше, чем какая-либо другая женщина в его жизни.
Я подумал о Тайлер Костиган, о том, как она сидит в своем элегантном пентхаузе и рассказывает о «маленькой жирной мамочке» Рассела.
Я отпил глоток кофе:
— Но ты решилась.
Она кивнула:
— Доктор Хилльярд убедила меня в том, что мне необходимо побыть в одиночестве, проверить собственные чувства. Побыть без тебя и без Рассела.
— Однако самой тебе было не справиться, и поэтому ты вызвала Хоука.
— Мне стало страшно, — призналась Сюзан. — Мне казалось, что Рассел меня не отпустит. Считала, что, когда скажу ему, что собираюсь уехать, он не станет мне мешать. Но и не позволит никому помочь мне.
— Итак, приехал Хоук, — сказал я.
— Остальное ты знаешь.
Она положила дольку дыни на доску и аккуратно срезала корочку.
— Почти все, — сказал я.
Сюзан кивнула. В холодильнике она отыскала несколько веточек зеленого винограда без косточек, вымыла их и положила в дуршлаг, чтобы вода стекла.
— Все равно я еще мало что понимаю, не разобралась до конца, — промолвила Сюзан. — Мне необходимо отправиться в Сан-Франциско, повидать доктора Хилльярд.
— А местный психоаналитик тебя не устроит? — спросил я.
— Придется начинать все сначала. Нет. Мы с доктором Хилльярд слишком далеко продвинулись, чтобы можно было бросить это в таком виде.
Сюзан вынула из холодильника кусок мюнстерского сыра и принялась тоненько нарезать его специальным ножом с огромным лезвием.
— Ты не могла бы остаться здесь и не высовываться, пока мы не разберемся с Джерри Костиганом?
— Не могу, — сказала Сюзан. — Я хочу помочь вам в этом деле.
Я кивнул:
— Хорошо. Это очень кстати.
Я почувствовал запах пекущегося хлеба. Сюзан аккуратно разложила кусочки сыра между дольками дыни на большой тарелке. Середина осталась пустой.
— Не знаю, когда смогу начать спать с тобой, — произнесла она.
— Шампанское сладко, — сказал я, — когда бы его ни пили.
В центр тарелки Сюзан положила зеленый виноград. Из спальни вышел Хоук в наушниках, подлил себе в чашку кофе, взглянул на нас поочередно и снова удалился. Сюзан вылила остатки кофе мне в чашку и сделала новую порцию.