Кэти Малхолланд. Том 2
Шрифт:
– Думаю, она сама тоже была милой женщиной. Она жила затворницей в этой комнате долгие годы. Насколько мне известно, эта комната была его спальней до женитьбы и стала их общей спальней после того, как они поженились, а потом он поселился в другой комнате, а она осталась здесь.
Бриджит подошла к кровати и дотронулась до выцветшего от времени шелкового покрывала.
– Ты можешь себе представить, что эти двое людей, живя под одной крышей, не виделись в течение последних тридцати лет? – сказал Дэниел. – Когда он еще был на ногах, она не выходила из комнаты, чтобы не столкнуться с ним. Он причинил ей так много боли, что ей был противен сам его вид.
Долгую минуту она смотрела ему в глаза, потом, опустив голову, прошептала:
– Ты прав, страдают не только бедняки.
– Бриджит. – Он обнял ее и привлек к себе. – Когда ты это поняла? Тогда же, когда и я?
Она крепко сомкнула веки и медленно покачала головой.
– Скажи мне, Бриджит. Я хочу знать. Когда ты это поняла? С нашей первой встречи? Я понял это в первый же день. И я знаю, ты тоже меня любишь. Скажи, что ты меня любишь.
Она молчала. Когда он склонился над ней и хотел поцеловать, она уперлась рукой в его грудь и попыталась высвободиться из его объятий.
– Дэниел, пожалуйста, не надо, – прошептала она, глядя на него широко раскрытыми несчастными глазами. – Не надо, Дэниел. Из этого не выйдет ничего хорошего.
– Не выйдет ничего хорошего? Что ты хочешь этим сказать? Мы будем вместе, Бриджит. Мы должны быть вместе. Я… я не могу выразить то, что я чувствую, Бриджит. Я просто сгораю, у меня внутри пожар. Я никогда в жизни не чувствовал ничего подобного. Но я знаю, что всю жизнь ждал именно этого. Это ответ на все мои вопросы; это наполняет смыслом все – мою собственную жизнь, окружающий мир… Боже, но как это объяснить? Я так много должен тебе сказать!
– Дэниел, Дэниел. – Она снова закрыла глаза. – Пожалуйста, замолчи. Не говори мне больше ничего. Отпусти меня. Позволь мне сесть, и давай поговорим спокойно. – Она двинулась в сторону кровати и присела на ее край. Он сел рядом, все еще не выпуская ее из объятий. – Нет, Дэниел, отпусти меня. Держи меня за руку. Я сейчас все тебе объясню. Прошу тебя, выслушай.
Он нехотя разжал объятия и взял ее руку. Она некоторое время сидела молча, опустив глаза, потом заговорила.
– То, что я чувствую, не имеет никакого значения, – сказала она. – Но ты должен знать, Дэниел, что я в любом случае выйду замуж за Питера. Послушай… – Она смотрела на крепко сплетенные пальцы их рук. – В тот вечер мы оба потеряли голову. Мы просто обезумели на какое-то мгновение. Но это все из-за вечеринки. Там все вели себя как сумасшедшие, а мы еще выпили лишнего. Поэтому, когда мы оказались одни в темноте…
– Ты прекрасно знаешь, Бриджит, что это не так, – перебил он. – Вечеринка и вино здесь ни при чем. Мы оба давно этого хотели. Ты тоже этого хотела, не отрицай. – Сказав это, он удивился звуку собственного голоса.
Его голос был лишен всякого выражения, как будто он просто констатировал факт. Но это и было констатацией факта – факта, не подлежащего сомнению.
Она подняла лицо и заглянула ему в глаза. Приоткрыв рот, она сделала глубокий вдох – так, словно ей не хватало воздуха. С усилием сглотнув, она снова заговорила.
– У нас очень дружная семья, Дэниел, и мы все очень дорожим этим, – сказала она. – Мы все тесно связаны между собой, и, что бы ни случилось с одним из нас, это затрагивает и всех остальных. Так было всегда. Тетя Кэти буквально обожает мою маму, а мама обожает тетю Кэти. Отец обожает маму, и все они обожают меня. Я думаю, в том
– Обожают! Обожают! Это проклятое обожание! – почти в ярости воскликнул Дэниел. – Люди могут обожать богов, но не себе подобных. Себе подобных можно просто любить, и именно это случилось с нами. Мы любим друг друга, Бриджит. Я люблю тебя, а ты любишь меня, что бы ты ни говорила. Я знаю, что это так, и тебе никогда не удастся убедить меня в обратном. Ты можешь отрицать это, сколько твоей душе угодно, но я все равно знаю правду. – Он прижал ее руки к своей груди и притянул ее к себе. – И ты не можешь выйти замуж за Питера, любя меня, – заключил он.
– Могу, Дэниел. И не только могу – я обязана это сделать.
– Обязана? И кто же налагает на тебя такие обязательства?
Она вздохнула.
– Тебе будет трудно это понять, потому что ты не знаешь Питера. По крайней мере, не знаешь его так, как знаю я. Этот человек никогда не был счастлив, Дэниел. Мать с детства портила ему жизнь своей глупой ревностью, а его отец был инвалидом, и Питеру с юных лет пришлось работать, чтобы содержать их обоих. А когда отец умер и Питер остался вдвоем с матерью, стало еще хуже, потому что теперь она вообще не отпускает его от себя ни на шаг. И это еще не все. Он работал долгие годы, чтобы скопить немного денег, – и потерял все свои сбережения, когда Палмеры потерпели крах. С виду он может показаться жизнерадостным, но в глубине души он очень несчастлив, очень раним и неуверен в себе. Он столько всего натерпелся, что теперь боится жизни, боится будущего. Единственное, что у него есть, – это я. Если он потеряет меня, то потеряет все. Я бы никогда себе не простила, если бы бросила Питера. И я сама никогда не смогла бы быть счастливой, зная, что сделала несчастным этого человека. Но дело не только в нем. Еще есть моя мать, мой отец и тетя Кэти, – они тоже будут несчастливы, если я откажусь выйти замуж за Питера. Как видишь, их четверо, а нас всего двое.
Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь вникнуть в смысл ее слов. Сейчас она не казалась ему красивой, но он уже замечал, что ее лицо меняется до неузнаваемости в зависимости от настроения. Когда она счастлива, ее можно назвать настоящей красавицей, а когда несчастлива, становится почти дурнушкой… Но никогда прежде он не желал ее так сильно, как в эту минуту. Он понял, что любит ее безмерно…
– Ответь мне на один вопрос, Бриджит, – сказал он, стараясь изо всех сил говорить спокойно. – Я прошу тебя лишь об одном: ответь на мой вопрос, только ответь мне честно. Ты любишь меня, Бриджит? – Он смотрел прямо ей в глаза, не позволяя ей отвести взгляд. – Ответь мне честно, – повторил он.
Она закрыла глаза, не выдержав его взгляда. Когда ее губы дрогнули и из-под сомкнутых век потекли слезы, он крепко обнял ее и прижался губами к ее губам. Она ответила на поцелуй так, что в словах больше не было необходимости, – он бы не смог получить от нее более ясного ответа, чем этот. Он целовал ее глаза, ее щеки, чувствуя на губах соленый вкус ее слез, пока она не застонала и не спрятала лицо на его плече. В ее стоне было безмерное отчаяние, так же, как и в ее рыданиях, которые теперь сотрясали все ее тело.