Кэтлоу
Шрифт:
Все еще ощущая в глазах несколько крошечных соринок, Бен Кауэн взял винчестер и глянул в одну, затем в другую сторону, чтобы определить свое местоположение.
Он вывалился в узкую впадину, глубиной всего в несколько дюймов, на дне которой была полоска порыжевшей, увядшей травы. Прямо перед ним возвышался ствол дерева, не больше восьми дюймов в диаметре; от него-то ему и запорошило глаза осколками коры. Слева находилось упавшее дерево и стояло еще одно, в которое ударила молния, — оно походило на неподвижно застывший белый скелет.
Бен лежал очень
У Тонкауа Кида, как он сейчас вспомнил, было несколько двоюродных братьев, таких же отпетых негодяев, как и он сам: иногда они скитались все вместе. Поэтому нельзя было исключить, что в засаде находится несколько человек, дожидаясь возможности пустить в Бена пули.
Кауэн отличался терпением. Высокий, худощавый, грубоватый и симпатичный, он проявлял склонность всегда и во всем действовать методически. Кроме того, старался все делать на совесть, даже тогда, когда лично ему это не сулило никакой выгоды. Биджа Кэтлоу часто говорил, что лучшего следопыта, чем Бен Кауэн, надо еще поискать, и, возможно, с полным основанием мог бы добавить, что пока не встретил никого, кто умел бы так хорошо драться. Левое ухо Биджи стало толще правого после одного из ударов Бена, хотя, в свою очередь, нос Бена так и остался слегка искривленным после тумака Биджи.
Но Бен Кауэн сейчас не думал о Бидже Кэтлоу. Он думал о Тонкауа Киде.
Этот индеец, хитрый как лис, изворотливый, как змея, находился где-то совсем близко и сейчас, возможно, пробирался туда, откуда мог покончить с ним, а он, Бен Кауэн, был бессилен этому помешать. Ползти, не производя шума, по окружающей его опавшей листве казалось неприемлемым.
Чуть дальше, справа, заверещала голубая сойка — что-то ее встревожило. Крики, издаваемые птицей, были не совсем такими, какие она издает при виде змеи, — звучали несколько по-другому. Бен Кауэн направил ружье вперед, слегка прижав приклад к левому плечу, поднял глаза на дерево, возвышающееся над ним.
Его ветви росли низко над землей. Вот одна, подходящая по толщине и размеру, над ней относительно голый участок ствола, затем следующая, похожая, а над ней другие… Еще выше кроны обоих деревьев смыкались, образуя плотное переплетение. Это было сопряжено с риском, но если бы ему удалось туда забраться… Одежда на Бене была такого цвета, что оказалась бы трудноразличимой на фоне ствола и редких пожухлых прошлогодних листьев.
Он изучал ветки. Ухватиться там, подтянуться, затем поставить ногу туда, снова подтянуться, держась в стороне от тех листьев…
Осторожно встал на колени, пригибаясь в ожидании возможного выстрела, тут же вскочил на ноги, ухватился за ветку и подтянулся, поставил ногу на нижний сук, стал карабкаться выше.
Ни один листок не шелохнулся, ни один сучок не хрустнул, и вот он уже у цели. Обшарил глазами деревья, траву, кустарник. Заметил, как на расстоянии
В тот же самый момент он понял, что выдал себя, попался в ловушку. Одна пуля обдала его лицо кусочками коры, другая с такой силой ударила в ногу, что Бен слетел со своего насеста. Он падал под аккомпанемент свистящих в ушах пуль. Какая-то ветка сломалась под тяжестью его тела, когда он об нее ударился. Затем Бен гулко грохнулся о землю.
Падая, он выпустил из рук ружье, поэтому стал лихорадочно нашаривать на поясе свой шестизарядный револьвер. Выхватил его в тот самый момент, когда один из индейцев продирался к нему через кусты с ружьем наготове, с глазами, горящими от возбуждения.
Бен Кауэн взвел курок кольта 45-го калибра и мгновенно выстрелил навскидку, метясь, как он думал, в широкую грудь индейца. Но взял выше — пуля попала краснокожему в подбородок и, оставляя кровавую борозду, прошла вверх по лицу, оторвала нос, попала через глаз в мозг.
Кауэн развернулся, почувствовал, что ему обожгло щеку, и пальнул, не целясь, в метнувшийся к нему силуэт. Выстрел прервал прыжок второго индейца — он замертво рухнул на землю.
С двумя покончено… А сколько их всего? Ни один из убитых не был Тонкауа Кидом.
Бен пошарил вокруг себя, нашел ружье. Его левая нога онемела. Он поднес руку к щеке, а когда отнял ее, увидел, что ладонь в крови — пуля содрала мясо до скулы.
Он отполз чуть назад, чтобы занять более выгодную оборонительную позицию, попытался подтянуть к себе ружьем ружье одного из индейцев.
В лесу стояла тишина. Бен схватил второе ружье, положил его так, чтобы оно находилось под рукой, затем осторожно вынул стреляные гильзы из кольта, перезарядил его. Ничего не происходило. Медленно тянулись минуты, и Бен Кауэн внезапно ощутил себя больным и ослабленным. Нога мучительно давала о себе знать, он осторожно дотянулся до нее, ощупал. Пуля прострелила икру, вся штанина и носок насквозь пропитались кровью. Следовало снять сапог и перевязать ногу, но где-то поблизости скрывался Тонкауа… А может, и не он один.
Морщась от боли, Бен начал стаскивать сапог, стараясь производить как можно меньше шума. Спустя несколько минут это ему удалось.
Его лошадь, перепуганная стрельбой, сбежала, а с тем, что находилось под рукой, нечего было и думать должным образом обработать рану. Поэтому Бен обложил ее травой, обвязал платком, потом с трудом засунул ногу обратно в сапог. Время от времени прерывал свое занятие, прислушивался.
К этому времени Кид наверняка должен был понять, что его дружки попали в беду, даже если и не видел, что с ними случилось, а это казалось маловероятным. Следовательно, он либо собирается сбежать, либо выжидает, чтобы снова напасть. Сам Кауэн, насколько он мог судить о характере Кида, склонялся в пользу второго варианта.