Кей Дач (сборник)
Шрифт:
Как всегда, почувствовав угрозу – пусть даже слабую, абори остановился. Посмотрел на меня – и голову вдруг продуло насквозь ледяным ветром. В пустом черепе задребезжал ссохшийся шарик мозгов.
Угроза была устрашающе достоверной. И главное – вполне обоснованной. Высушить мои мозги для абори – секундное дело.
Впрочем, он понимал, что от ругани до выстрелов в спину – дистанция огромная. Развернулся и вновь зашагал к лесу. Я стоял, только теперь осознав, что сжимаю голову руками – то ли в бесплодной попытке прикрыться от иллюзии, то ли пытаясь подогнать череп под новые размеры мозгов.
Как он меня…
Абори уходил. Я откупорил флягу и медленно вылил на землю остатки воды. Слишком мало, чтобы заинтересовать туземца. И самое смешное – она ничего не стоит. Воды на планете много, две артезианские скважины обеспечивают городок полностью. Есть и реки, и озера, и болота.
Просто иногда абори считают разумным сменять на литр воды выращенную в собственном теле оранжевую жемчужину.
Они хорошо устроились, абори. Никто не станет ссориться с существом, владеющим телепатией и способным излучать микроволны. Тем более что отобрать спрятанную жемчужину невозможно – в трупе она растворится в доли секунды. Тем более что другие абори все равно выследят убийцу – и поджарят живьем. А если он покинет планету – убьют самого близкого ему человека. Как они выбирают самого близкого человека – неизвестно. Но они не ошибаются. Так поступили с сыном Дина Рассела, человека, отобравшего у абори «Плазменный цветок». Никто не знает, почему он убил туземца, вместо того чтобы отдать флягу, – вода у него была. Но он отплатил за жемчужину выстрелом, удрал с планеты – а к вечеру того же дня абори пришли в городок. Полосу заграждений они прожгли – с тех пор высоковольтный забор не восстанавливают. Вошли в город – никто не рискнул преградить им дорогу. Все думали, что они схватят жену Рассела – а туземцы взяли его сына. Только священник пытался что-то сделать. Бегал со своим крестом, кричал. А туземцы повторяли: «Одумайтесь… невинный… гнев Божий…» и тащили парня на площадь.
Там его и сожгли. Вмиг, без лишней жестокости. Был человек, стала высушенная изнутри оболочка.
Несколько человек схватились за оружие, но вовремя почувствовали, что абори готовы повторить фокус и с ними.
А потом два десятка абори направились к людям – и протянули оранжевые жемчужины. Нет, не в качестве компенсации. Они предлагали обмен. Напоминали, как он должен проходить.
И рядом с мумией семнадцатилетнего парня, имевшего несчастье быть сыном Рассела, люди молча отстегивали фляги и отдавали их абори…
…Я смотрел на последние капли воды, срывающиеся с горлышка. Потом бросил флягу и ударил каблуком. Пластик смялся, но выдержал. Я топтал флягу, пока не отбил пятки.
Пластик оказался прочнее, чем я.
Уже совсем стемнело, багровое солнце скрылось за горизонтом, проступили звезды. Я подошел к посту – круглому, вросшему в бетон куполу, утыканному маленькими башенками боевых систем. По уставу купол должно прикрывать силовое поле, все входы-выходы – наглухо задраены, а меня, прущего напрямик по взлетному полю, уже три раза предупредили бы и раз пять сожгли.
Хорошо, что мы живем не по уставу. Хорошо, что у нас такая мирная и спокойная планета.
Ведь даже абори никогда не причинят вреда человеку – кроме как в порядке самообороны. Они не злые. Просто совсем-совсем чужие…
У открытой двери купола, подложив под задницу зачехленный
– Тебя можно поздравить, парень?
Денис всего на пять лет старше меня. А в свои двадцать я с удивлением понял, что обращение «молодой человек» или «парень» – уже не совсем ко мне. Но Денису позволительно называть меня парнем, юношей, мальчиком, дитем – кем угодно. Десять лет назад он вышел из стен кадетского корпуса на Терре. И с тех пор в космопехоте. Уже старший лейтенант. Повидал почти всю Империю, да и за пределами бывал.
– Надо мной можно смеяться, – хмуро сказал я. Присел рядом – на ранце-ракетомете места не хватило, да и не улыбалось мне сидеть на субатомных зарядах, это только космопехам банк спермы оплачивает государство. В двух словах рассказал о произошедшем.
– Смеяться не буду, – сказал Денис. Порылся в кармане, достал трубку и табачок. – Смеяться стоит над теми, кто еще не безнадежен. Чтобы поняли. А ты – безнадежен.
Я молчал.
– Лешка, я тебе рассказывал о законах удачи?
– Рассказывал. Сто раз.
– Так вот, мой юный друг. – Денис методично утрамбовывал табак, даже не глядя на меня и не обратив никакого внимания на ответ. – Главный из этих законов – ты должен быть готов к удаче. В любой момент. Если даже сидишь на стульчаке, то это не отменяет необходимости вскочить и со спущенными штанами побежать за ней вслед.
– Денис…
– Что? Ты не выглядишь таким уж изможденным. Ты ушел из поселка вчера утром. Без воды можно спокойно просуществовать трое суток. Какого дьявола ты раскупорил обменную флягу?
– Хотелось пить.
– Тогда не жалуйся. Ты утолил жажду, и тебе стало хорошо. Правда, ты упустил свой единственный шанс выбраться из этой дыры. Но всегда приходится чем-то жертвовать.
Он был прав, во всем прав, и на снисхождение рассчитывать не приходилось.
– Не говори никому, – попросил я.
– Хорошо. Только ведь ты сам всем расскажешь. Не выдержишь. Напьешься этим вечером и будешь плакаться приятелям. Добавишь к своим прозвищам еще одно, новенькое.
Я молчал.
– Алексей, я тебя знаю пять лет. – Денис обнял меня за плечи. – И ты знаешь, что характерно? При первом взгляде ты кажешься человеком чрезвычайно способным и удачливым. Даже зависть берет, хорошая такая… добрая. Сильный, умный, талантливый юноша. Самородок с фронтира. Это ведь правда, что в десять лет тебе предложили поступить в художественное училище на Терре? На государственный кошт?
– Да.
– Ты расплакался, отказался улетать, еще пару лет лепил свои статуэтки, потом забросил.
– Это не мое, Денис! Ну какой я художник, какой скульптор? Повезло случайно, победил на этой дурацкой выставке, и что?
– Дурачок. Да пусть это трижды не твое! У тебя был шанс выбраться отсюда. И куда – на Терру! Понимаешь? Пусть бы тебя отчислили через месяц за лень и бесталанность, все равно государство брало на себя ответственность! Отправлять тебя обратно стало бы дороже, чем воспитать до совершеннолетия в метрополии! И не говори, что ты этого не понимал! Даже в детстве!