Кейн. Ветер ночи
Шрифт:
Подобно Лондону, Киплингу и Берроузу, Говард идеализировал первобытную жизнь. Когда Конана свергли с трона с помощью колдовства, Говард говорит: «Теперь варварское начало в короле стало более явным, словно при приближении опасности с него спали внешние признаки цивилизации, обнажив первозданное ядро». Конан снова превратился в дикаря. Он вел себя не так, как повел бы себя при тех же условиях цивилизованный человек.
Многие выделяют
В варварских обществах сила обычая должна быть большей, чем в цивилизации, чтобы эти общества могли выживать, поскольку у них нет ни зафиксированных законов, ни полиции, ни судов.
Иногда варвары ведут себя более похоже на литературных героев-авантюристов. Это происходит, когда варварское общество находится в текучем состоянии и варвары либо завоевывают цивилизованную страну, либо их самих завоевывают. В более ранние времена, когда варвары научились секретам цивилизации, а перенаселение или плохая погода заставляли их попотеть, чтобы выжить, из их среды выдвигался способный вождь, и они иногда завоевывали соседнее государство, утверждались в нем как правящий класс. Таких случаев было много, например завоевание Вавилонии касситами, падение Римской Империи в пятом веке; завоевания гуннами, тюрками и монголами разных частей Европы, Ближнего Востока, Индии и Китая. Иногда цивилизованное общество отбивает атаки варваров, как отразила Византия арабов, аваров и славян. Разгром Западной Римской Империи и последующие Темные века породили множество легенд о героях наподобие Артура, Мерлина, Кухулина и Сигурда. Эти легенды находят свое отражение в современной героической фэнтези, которая иногда и прямо основывается на них. Вот когда варвары побеждают, тогда-то они и отбрасывают свои запреты. Опрокинув великую державу, они считают, что теперь им все сойдет с рук. Но они уже вырвались из круговорота варварской жизни и тем самым отказались от своего первобытного общества и не приняли кодекса завоеванных, которых они презирают, потому что победили их.
Поэтому новые варварские властители, возвысившиеся из голодающих пастухов в хозяев великого множества людей, более цивилизованных, чем они, не видят никаких причин, почему бы им не дать выхода своим прихотям и страстям. Уровень жизни в завоеванной стране падает. Правитель-варвар губит все ресурсы, накопленные целыми поколениями цивилизованных народов.
В
В чем же тогда заключается постоянная привлекательность героя-варвара? Почему читатели любят следить за его приключениями, даже когда знают, что большинство реальных варваров несут смерть и разрушения?
Отличительной чертой завоевателя, принадлежащего к народу иной культуры, является потеря им сдерживающего начала. Поскольку завоеванные отличаются от него, он не может признать в них людей, подобных себе. Он ведет себя как самоуверенный подросток, освободившийся от контроля родителей, но еще не вписавшийся в рамки взрослой жизни.
Вот потому-то многие герои древнего эпоса и современной героической фэнтези напоминают несовершеннолетних правонарушителей. В реальном мире такое поведение не дает искомого результата. Варвару-завоевателю всегда грозит смерть от руки какого-нибудь соперника-авантюриста. Так, Теодорих Великий вероломно убил Одоакра, генерала-наемника из германцев, покончившего с Западной Римской Империей.
Мы носим в себе воспоминания о наших эмоциональных реакциях во всех стадиях роста, начиная с самого раннего детства. И среди этих глубоко погребенных воспоминаний есть и память о чувстве раскрепощенности при нашем подростковом освобождении, когда нам сказали: «Ты теперь мужчина; тебе придется решать самостоятельно». Вскоре мы узнали, что это чувство раскрепощенности было, в основном, иллюзией. Мир, наряду с нашими собственными ограничениями и недостатками, скоро втиснул нас в рамки ничуть не менее жесткие, чем те правила, какие вводили наши родители. Но память об этом чувстве по-прежнему жива. Вот потому-то многие и наслаждаются, пусть даже только косвенно, волнением отождествления себя с литературным героем-варваром. И поэтому эта тема будет привлекать читателей еще много лет.