КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
Шрифт:
— Ну, во-первых, потому, что вы — женщина…
— Вы на редкость наблюдательны, Паулина.
— А, во-вторых, как и всякой женщине, вам, даже несмотря на природную язвительность, хотелось бы выглядеть в моем возрасте так же. Ну, признайтесь, что я права!
— Я столько не проживу, — я прикусила язык секунду спустя, уже после того, как сморозила эту бестактность.
— Проживете, — все тем-же млеющим голосом, словно рядом с ней лежала не потеющая от жары и постоянного страха женщина, а какой-нибудь черноокий красавец с обложки журнала мод, проворковала Паулина. — Обязательно
— У меня серьезные проблемы с первым «если».
— Не обольщайтесь — со вторым тоже.
— Паулина, неужели вы всерьез рассчитываете вбить в меня все эти премудрости?
— Вы когда-нибудь хотели быть женой посла?
— Прежде всего, я бы хотела стать просто женой.
— Если бы действительно хотели, то непременно стали бы.
— Просто женой? Или женой посла?
— Сначала просто женой. А потом женой посла.
— Вы так в этом уверены?
— Положитесь на мой опыт, Валечка.
— А действительно, сколько вам лет, Паулина?
— А вот не скажу!
— Кокетничаете? Со мной?
— Видите ли Валечка… — Паулина поменяла позу для загара, легла на живот и повернула ко мне белую голову в страшных черных очках. — Мне важно добиться вашего полного доверия. А потому я не хочу показаться лгуньей…
— То есть?
— Ну, если я вам скажу, что мне почти семьдесят, вы же все равно мне не поверите.
— А вы предъявите документы. Ну, там, свидетельство о рождении…
— С документов, обычно, и начинается главная ложь.
— Вы очень циничны, да, Паулина? — Эта женщина с седой головой заведующей отделом сортировки публичной библиотеки и великолепным телом зрелой наяды действовала мне на нервы все больше и больше. — Холодны, умны, начитаны… И страшно нравитесь себе?
— К счастью, этот возрастной период я уже давно миновала.
— У вас есть муж, Паулина?
— Был. И не один.
— Сколько же мужей у вас было?
— Много, Валечка.
— А дети?
— Боже, вы еще совсем молоды, — вздохнула Паулина.
— Я же не спрашиваю, откуда они появляются на свет. Вопрос был сформулирован иначе: есть ли у вас дети?
— Сохранить такое тело, родив хоть раз?
— Вам безумно нравится ваше тело, да?
— Да, Валечка. Это единственное чудо природы, которое я могу созерцать когда угодно и где угодно.
— Вы, часом, не больны нарциссизмом?
— Скорее уж, нимфоманией.
— А как насчет души, Паулина?
— Это в воскресенье. В церкви.
— Посещаете храм Божий?
— Естественно, посещаю.
— Следовательно, вы верующая?
— Я же сказала вам, Валечка: в воскресенье.
— Вы странная женщина, Паулина.
— Любая уважающая себя женщина, использующая собственную голову не только для укладки перманента, должна быть хоть немножечко странной. Это придает ей пикантность. Вы не согласны со мной?
— Пикантность для чего?
— Просто пикантность. Разве этого мало?
— Значит, если хочешь вызвать доверие у другого человека и делаешь все, чтобы его оттолкнуть, это, по-вашему, пикантно?
— Вы о себе?
— Я о
— Я вам не нравлюсь, Валечка?
— А вас это удивляет?
— Вы знаете, — Паулина вновь перевернулась на спину, — природа происхождения человека — великий процесс и самая непостижимая тайна на свете. Ни один американец никогда бы не понял ни вас, ни вашей души, ни, соответственно, тех глубинных, подсознательных мотивов, которые заставляют вас говорить и делать то, что вы, Валечка, говорите и делаете…
— А вы со своей русской душой, естественно, все понимаете?
— В том-то и дело, что понимаю я очень мало. Но ЧУВСТВУЮ почти все!
— В вашем роду, Паулина, были исключительно русские?
— Русской была только моя мать. Отец же происходил из очень древнего и богатого германского рода. Его предки были прусскими дворянами и даже имели отдаленное родство с Фридрихом Великим.
— И вы хотите сказать, что ваша генетическая способность чувствовать русскую душу, не понимая ее в принципе, помогает в работе?
— Еще как помогает!
— Я как-то очень смутно все это представляю.
— Напомню вам, Валя, что я психолог, причем, уверяю вас, психолог очень даже недурной, да еще, вдобавок ко всему, имеющий бесценный практический опыт. Для моей профессии почти тридцать лет работы в ЦРУ — это нечто!..
— А в ЦРУ вы занимаетесь исключительно русскими, — вставила я.
— Кто может сказать, чем он вообще занимается! Тем более в таких э-э-э специфических ведомствах! — Паулина легко приподняла свое загорелое тело с шезлонга и встала. — Так вот, для людей, выросших и сформировавшихся в России, или, точнее сказать, на том огромном пространстве, которое зовется ныне Союзом Советских Социалистических Республик, весьма характерно разительное, а с точки зрения продуктов западной цивилизации, патологическое, болезненное несоответствие между словами и поступками, между формой, в которую облекают мысли, намерения, инициативы и их конкретным содержанием…
— Если следовать вашей логике, Паулина, то советская женщина, признаваясь в любви мужчине, на самом деле ждет того момента, когда он уснет, чтобы залить ему глотку уксусной эссенцией или вскрыть ему яремную вену кухонным ножом?
— Не утрируйте, Валечка, — Паулина мягко улыбнулась, взяла с низкого стеклянного столика гигиеническую салфетку и бережно, словно прикоснулась к тончайшему фарфору, промокнула вспотевшее лицо. — Я говорю о поведении человека в экстремальной ситуации. Вы ведь, Валя, живете в зоне правового и нравственного произвола, в условиях автократического строя, сама система которого выстроена таким образом, что рядовая личность, не прикрытая номенклатурными связями, никак не защищена. То есть в экстремальных условиях вы боретесь за себя в одиночку. Мало того, вы прекрасно понимаете ОБРЕЧЕННОСТЬ этой борьбы, поскольку против вас — мощная система, которая практически не дает сбоев. И тогда вы уходите в себя. Но даже во внутреннем противоборстве с собой вы все равно склонны к самообману: понимая, что в одиночку вас непременно сомнут, вы ищите оправдание самой СИСТЕМЕ, оправдывая таким образом свой образ жизни.