КГБ в смокинге. Книга 2
Шрифт:
— Поняла, — кивнула я.
Вшола посмотрел на меня каким-то странным взглядом.
— Что-то не так? — спросила я.
— Нет-нет, пани, вы выглядите просто замечательно. Мне почему-то очень хочется ответить на ваш вопрос.
— Какой именно?
— Относительно того, где вы могли меня видеть.
— Знаете что, пан Вшола, — я посмотрела на это прекрасное мужское лицо — открытое, мужественное и в то же время по-детски незащищенное, с пронзительным взглядом черных семитских глаз — и представила себе, что через несколько секунд оно может стать мертвым. Что этот мужчина, самой природой созданный для любви и нежности,
— Договорились, пани.
— Ну все, — буркнул Пржесмицкий. — Начинайте делать несчастное лицо.
— Да Господи! — воскликнула я. — Уж что-что, а это…
22
США. Вашингтон, округ Колумбия
6 января 1978 года
Юджин запарковал машину у небольшого двухэтажного дома с черепичной крышей на маленькой немноголюдной улочке, примыкающей к Лексингтон-авеню. После шестидесятых годов, когда столица стала все быстрее превращаться в настоящий административный и правительственный центр, среди «белых воротничков» истэблишмента постепенно распространилось и укоренилось мнение, что жить в Вашингтоне — городе клерков, адвокатов и негров — непрестижно и бесперспективно. Высокопоставленные правительственные чиновники, крупные юристы и финансисты, которым по характеру их работы необходимо было часто бывать в Вашингтоне, стремились обосноваться как минимум за пятнадцать миль от столицы с ее толчеей, уличными пробками и бесконечными демонстрациями у Белого дома. Уолш, которому его дом достался в наследство от родителей, жил здесь с довоенных лет и, скорее всего, просто не задумывался о вопросах престижа или не придавал ему серьезного значения, поскольку большую часть своего времени проводил в Вирджинии, где ему по должности был положен достаточно удобный и удаленный от людских глаз особняк в пятнадцати минутах езды до главного здания ЦРУ в Лэнгли.
По привычке осмотревшись, Юджин перемахнул четыре ступеньки, ведущих к добротной деревянной двери с потемневшей бронзовой табличкой, на которой готическим шрифтом было выведено: «Д-р Сэмюэль Кирш, издатель», и придавил белую кнопку звонка.
Уолш открыл почти сразу, словно стоял в ожидании гостя с другой стороны двери. Выглядел он достаточно живописно: поверх добротного стеганого халата, шалевой воротник которого был оторочен темновишневым кантом, на Уолше был кокетливый женский передник, весь в муке и с явными следами яичного желтка.
— Раздевайся, — буркнул Уолш, кивком указывая на вешалку.
Повесив на крючок кожаную куртку, подбитую собачьим мехом, Юджин пригладил волосы и, миновав довольно запущенную столовую, проследовал в просторную кухню, которая вполне могла бы служить мини-выставкой достижений американской бытовой техники. Собранных здесь холодильников, морозильных шкафов, микроволновых печей, всевозможных кухонных комбайнов и духовок вполне хватило бы для оснащения кулинарных служб при ресторане нью-йоркского отеля «Пьер». Этого увлечения своего босса Юджин не понимал еще и потому, что хорошо знал: Уолш бывает в своем вашингтонском доме не
Уолш между тем вернулся к занятию, от которого его оторвал звонок гостя: возложив свои внушительные ладони на толстую скалку, заместитель директора ЦРУ методично раскатывал огромный лист желтого теста.
— Ждете гостей? — спросил Юджин, усаживаясь на высокий табурет по другую сторону гигантского кухонного стола с встроенными шкафами, полками и ящиками.
— Ждал, — не отрываясь от скалки, ответил Уолш.
— Следовательно, это высококалорийную простыню вы готовите специально для меня?
— Для нас.
— Что это будет?
— Пицца.
— У вас в роду были итальянцы, сэр?
— Меня научили делать ее на Сицилии. В сорок четвертом…
Пока они обменивались ничего не значащими фразами, Юджин продолжал размышлять о причинах странного поведения Уолша. Чрезвычайным был уже тот факт, что служака Уолш в будний день, в самый разгар работы, покинул Лэнгли, уехал в Вашингтон и занялся приготовлением пиццы. А то, что босс позвонил Юджину накануне ночью и пригласил к себе в гости, вообще казалось дурным знаком. Юджин мысленно перебирал самые фантастические варианты, но так и не смог отдать предпочтение какому-нибудь из них. Ибо ему еще ни разу не удавалось «просчитать» своего босса.
…Когда пицца была съедена, а оплетенная соломкой бутылка «Кьянти» почти опустела, Уолш вытер губы салфеткой, не вставая с табурета, протянул руку к ближайшему шкафчику, достал оттуда толстую сигару, освободил ее от целлофановой обертки, отгрыз кончик и метко выплюнул его в мусорную корзину.
— Здорово! — Юджин похлопал в ладоши. — Вам будет чем заработать на жизнь после выхода в отставку.
— А тебе?
— А мне уже пора?
— У тебя серьезные проблемы, Юджин.
— Вы не могли сообщить мне эту новость в Лэнгли?
— Не мог.
— И что из этого вытекает?
— Знаешь, чем отличается мое поколение от твоего?
— Возрастом.
— Твое поколение всегда интересуется следствиями, а мое — причинами.
— Вы умнее.
— Просто дольше прожили.
— Не скромничайте, босс.
— Не хами, сынок!
— В чем мои проблемы?
— Твой амстердамский «трофей» заговорил.
— Так бойко, что мне пора подавать в отставку?
— Это интереснейший тип.
— Я думаю — столько околачиваться возле Андропова!
— Нам нужно потолковать, Юджин.
— Я слушаю вас, босс. Обожаю обсуждать собственные проблемы.
— Показания Тополева, если, конечно, они дойдут до конгресса, могут вызвать самую непредсказуемую реакцию. Тут уже не только разведка, тут — серьезная политика. Короче, этот парень отирался возле стволов самого крупного калибра…
— Что означает ваша фраза «если они дойдут до конгресса»?
— Почти все его показания скорее всего останутся в наших сейфах. Вместе с источником.
— Даже если русские официально затребуют его обратно?
— У нас нет такого человека, — отрезал Уолш. — И никогда не было. А впрочем, это не нам решать.
— Так в чем же проблема?
— Директор внимательно ознакомился с материалами допросов. И у него возникло не совсем однозначное мнение о твоих действиях…