КГБ
Шрифт:
Однако Центр продолжал настаивать на представлении ему от всех резидентур в странах НАТО регулярных отчетов о готовящемся ядерном нападении (каждые две недели) и периодически слал телеграммы-молнии с запросами о разведданных. Главной задачей для лондонской резидентуры было наблюдение за полевыми учениями на базе Гринэм Коммон, где были размещены крылатые ракеты. Первые учения состоялись 9 марта 1984 года. Гук услышал сообщение об этом по Би-Би-Си, вызвал младшего офицера, отвечавшего за сверку данных по РЯН в посольство, и заявил: «Что происходит? Враг готовит атомную войну, а у нас в резидентуре никого нет!» Вряд ли резидент считал, что действительно начиналась третья мировая война. Он, однако, был недоволен, что Москва узнает об учениях на базе из ТАСС, а не из резидентуры. Младший офицер быстро настрочил телеграммумолнию, основанную на сообщениях британской прессы, которая начиналась так: «В соответствии с нашей задачей наблюдения за признаками
Разведданные по НАТО, полученные весной 1984 года, лишь усугубили подозрительность. 25 апреля Центр разослал циркуляр, ошибочно сообщая, что по инструкции МС—225 военного комитета НАТО системы связи НАТО были приведены в состояние готовности, обычное для военного времени. Центр срочно запросил дополнительные данные по этому вопросу. После Суда над Майклом Беттани и возвращением Гука в Москву в мае временно исполняющий обязанности резидента Леонид Никитенко совершенно перестал серьезно относиться к операции РЯН. 4 июля он получил замечание от Центра и напоминание об обязанности резидентуры присылать отчеты каждые две недели, даже если сообщать было нечего: «Вы не выполняете эту инструкцию и не присылаете отчеты каждые две недели. Предлагаем вам строго придерживаться директив по этому вопросу.»
По всей вероятности, за всю историю КГБ никогда не было операции столь важной, что требовалось присылать отчеты даже в том случае, если отчитываться было не в чем. Лондонская резидентура запросто присваивала себе все лавры за шумные протесты КЗР и женское движение против крылатых ракет на базе Гринэм Коммон. Поначалу Центр скептически относился к тому, что крылатые ракеты на Гринем Коммон вызовут такую бурю протеста, если учесть, что триста советских ракет среднего радиуса действия, каждая оснащенная тремя ядерными боеголовками, были уже нацелены на Западную Европу. Однако, когда крупные демонстрации, организованные мирным движением, все же начались, Центр почему-то предположил, что в этом была заслуга его собственных «активных действий».
К лету 1984 года сотрудники КГБ, возвращавшиеся в резидентуры из отпуска в Москве, отчетливо чувствовали, что приоритет операции РЯН заметно падает и что одержимость руководства Центра угрозой внезапного ядерного нападения больше не поддерживается ни Международным отделом ЦК КПСС, ни МИДом. Да и в самом Центре, похоже, беспокойство понемногу проходило. В конце 1984 года внимание, придаваемое операции РЯН, еще более ослабло после ухода двух главных армейских паникеров. В сентябре начальник Генштаба и заместитель министра обороны маршал Огарков был переведен из Москвы якобы за «непартийное поведение». А через три месяца и сам министр обороны маршал Устинов покинул свой пост навсегда, почив в бозе. Его преемник маршал Сергей Соколов так и не стал членом Политбюро.
За время проведения операции РЯН мир так и не достиг края ядерной пропасти. Но во время проведения учений «Эйбл Арчер-83» он, и сам того не ведая, подошел очень близко к краю, во всяком случае, ближе, чем когда-либо за период после Карибского ракетного кризиса 1962 года. Среди членов Политбюро, которые следили за кризисом, порожденным советской паранойей и американской безудержной риторикой, был и будущий советский руководитель Михаил Горбачев. По всей видимости, тогда он и сделал вывод, что разрядка в отношениях Востока и Запада была самым главным политическим приоритетом. К октябрю 1984 года западные корреспонденты передавали, что Горбачев приветствовал «срочные меры по возвращению к столу переговоров».
Глава XIV
При Горбачеве (1985—1991)
В последние месяцы 1984 года и Гордиевскому, и лондонской резидентуре стало ясно, что КГБ поддерживает кандидатуру Михаила Горбачева как преемника дышащего на ладан Черненко. Еще до приезда Горбачева как руководителя советской парламентской делегации в Великобританию в декабре 1984 года, во время которой он провел переговоры с Маргарет Тэтчер, Центр начал бомбардировать лондонскую резидентуру запросами материалов для Горбачева. К некоторому удивлению, после направления материала приходили дополнительные запросы. Очевидно, после бесед с сотрудниками КГБ Горбачев кое-что спрашивал. Например,
Тем не менее Центр продолжал опасаться, что Соединенные Штаты и страны НАТО стремились достичь крупного стратегического перевеса над Советским Союзом. В феврале 1985 года лондонская резидентура получила краткую справку из Центра, озаглавленную «Американская политика милитаризации космоса», первую по такому вопросу. Сопроводительное письмо начальника Третьего отдела Николая Петровича Грибина характеризовало американские планы в космосе как еще одно свидетельство «настойчивости американской администрации в достижении военного превосходства над Советским Союзом». В письме говорилось также, что Соединенные Штаты планировали оснастить свой космический «Шаттл» «оружием для выведения из строя системы ориентирования советских спутников или использования этого корабля как бомбардировщика». Теперь на СОИ смотрели с большей тревогой, чем два года назад. В апреле 1985 года полковник А.И. Сажин, военный атташе в лондонском посольстве, сообщил на заседании дипломатов и работников разведки, что, по подсчетам Москвы, системы СОИ смогут рано или поздно перехватывать до 90 процентов советских стратегических ракет. Он считал, что у советской исследовательской программы СОИ мало шансов сравняться с американской.
Плачевное экономическое положение Советского Союза значительно затрудняло конкуренцию его с Западом. Будучи лучше других информировано о положении дел на Западе, ПГУ прекрасно представляло себе огромный и все возрастающий экономический перевес стран Запада и его взгляд на Советский Союз, как на «Верхнюю Вольту с ракетами», а не на истинную сверхдержаву. Параноидальный страх первого ядерного удара западных стран сменился боязнью западного заговора с целью использования экономической слабости СССР. Особенно всполошился Центр после получения документа ЦРУ, в котором перечислялись области по сбору разведданных в Советском Союзе: в частности, советские потребности в импорте зерна и другой сельскохозяйственной продукции, его валютные резервы, потребности СССР в иностранных кредитах, а также импорт и распределение продовольствия.
В начале 1985 года ПГУ срочно разослало предупреждение своим западным резидентурам об опасности «подрывных действий» с целью «нанесения серьезного экономического ущерба» советскому блоку. Непосредственная опасность исходила советскому импорту зерна: «Используя некоторые трудности в производстве сельскохозяйственной продукции в нашей стране, Соединенные Штаты пытаются поставить СССР в зависимость от импорта зерна, ставя своей целью использовать в будущем это продовольственное оружие для оказания нажима на Советский Союз». В то время, как Запад полагал, что Советский Союз получает зерно и другое продовольствие по заниженным ценам, Центр считал это эксплуатацией. Так, цитировались следующие слова президента одной фирмы, торгующей зерном: «С русскими легко работать. Они не торгуются и переплачивают по 8 долларов за тонну». ПГУ рекомендовало «активное использование» информаторов в советских внешнеторговых организациях для обнаружения взяточников. Поднималась и «нерешенная проблема» ухудшения качества импортируемых продуктов питания во время перевозки, что вызывало «значительные финансовые потери»: «Нельзя исключать, что специальные службы противника могут использовать фирмы по доставке зерна для заражения поставок, предназначающихся Советскому Союзу, даже в транзитных портах.»
КГБ считал, что без изменений в составе советского руководства советским экономическим проблемам не будет конца, а значит, не прекратятся попытки стран Запада их эксплуатировать. Не понимая, что проблема лежит в самой советской системе, КГБ ожидал, что Горбачев придаст ей динамизм и необходимую дисциплину для преодоления экономического застоя Советского Союза и установления надежного «соотношения сил» с Западом. В месяцы, предшествующие давно ожидаемой кончине Черненко, которая последовала наконец в марте 1985 года, КГБ тщательно инструктировал Горбачева по всем вопросам, рассчитывая, что он сможет произвести большое впечатление на Политбюро своим знанием как советских, так и международных проблем. В свою очередь, вся отчетность, уходившая в Политбюро в целом, была направлена в поддержку позиции Горбачева. Избрание Горбачева Генеральным секретарем в марте 1985 года, конечно, не было в целом или даже по большому счету заслугой КГБ. Тем не менее, Центр считал это своей крупной победой. В апреле Чебриков, сидевший в кандидатах с декабря 1983 года, был наконец избран членом Политбюро, а министр обороны по-прежнему оставался кандидатом.