КГБ
Шрифт:
В течение 1942 года «Красный оркестр» постепенно свернул свою деятельность после того, как немецкие радиопеленгаторы засекли «музыкантов». Самого Треппера арестовали в Париже 5 декабря 1942 года прямо в зубоврачебном кресле. Как рассказывал потом офицер абвера, Треппер «вначале был ошарашен, а потом произнес на прекрасном немецком — отличная работа.» Согласившись сотрудничать с гестапо. Треппер стал двойным, а быть может, и тройным агентом, пересылавшим в Москву дезинформацию, вполне вероятно, вместе г предупреждениями. Примечательно, что в 1943 году он бежал и скрывался до конца войны.
Но все же наиболее важной советской шпионской сетью во время войны была группа «Красная тройка» в Швейцарии, имевшая источники в Германии. Название произошло от предполагавшегося количества передатчиков. Возглавлял группу Шандор Радо (псевдоним Дора). Самым полезным был, несомненно, Рудольф Рёсслер (Люси) офицер разведки Швейцарии немецкого происхождения. Его сообщения поступали к Радо через руководителя одной из подгрупп Рашель Дюбендорфер (Сисси) и через посредника Кристиана Шнайдера (Тейлор). В Германии у Ресслера было четыре важных агента, которым он присвоил псевдонимы Вертер, Тедди, Анна и Ольга. Хотя точно установить скрывавшихся
Покрывающая «Группу Люси» тайна привела к появлению множества мифов, в том числе и предположения, что группа служит прикрытием и через нее английская разведка передавала русским разведданные, полученные из перехваченных и расшифрованных немецких сообщений, оставляя действительный источник неизвестным. Хотя английская разведка не использовала Рёсслера в качестве канала для передачи информации, швейцарская вполне могла делать это. Источники, которых Рёсслер называл своими, могли принадлежать швейцарской разведке, которая использовала Рёсслера для передачи информации русским. Похоже, что часть той же информации попала на Запад через полковника Карела Седлачека, который представлял в Швейцарии чехословацкое правительство в изгнании. Рёсслером руководили преимущественно корыстные интересы. Радо докладывал в Москву в ноябре 1943 года: «Сисси утверждает, что группа Люси прекратит работу, если не поступят деньги.» Рёсслера часто обвиняют в том, что он передавал русским информацию еще до нападения Германии на СССР. Сообщения Радо в Москву свидетельствуют, что на самом деле первый контакт с Рёсслером был установлен не ранее сентября 1943 года.
Несмотря на героизм и мастерство агентов ГРУ, их информация не оказывала сколь-нибудь значительного влияния на боевые операции советских войск до Сталинградской битвы. В состоянии первоначального шока от начала операции «Барбаросса» Ставка (орган, созданный на период войны из Генерального Штаба и Верховного главнокомандования) неоднократно оказывалась в неведении относительно местонахождения немецких войск. Военная разведка не сумела обнаружить маневра немцев на юг, в результате которого в сентябре 1941 года был захвачен Киев. Неожиданностью для нее явилось и октябрьское наступление под Москвой. Летом 1942 года Ставка вновь оказалась захваченной врасплох. Сталин и Ставка, уверенные, что немцы вновь попытаются взять Москву, неверно расценили наступление вермахта на юге. На протяжении всего наступления немцев на Сталинград и Кавказ советские войска никогда точно не знали, где будет нанесен следующий удар. После окружения в ноябре под Сталинградом группировки фашистских войск Ставка была уверена, что в «котле» оказалось от 85 до 90 тысяч человек, на самом же деле там было по крайней мере втрое больше. Точно так же Ставка не имела надежной информации относительно операции по освобождению окруженных войск. О переброске из Франции шести танковых дивизий в Ставке узнали только после того, как на них напоролась советская кавалерия. Великая победа под Сталинградом, закрепленная капитуляцией немецких войск в конце января — начале февраля 1943 года, свидетельствовала скорее о высоком качестве штабной работы в Красной Армии, о способности военачальников импровизировать и менять планы в соответствии с меняющейся обстановкой, о мужестве советских солдат. Эта победа была достигнута не благодаря, а несмотря на качество советской оперативной разведки.
На протяжении всей Великой Отечественной войны, но особенно в первые два года НКВД/НКГБ были лучше информированы о союзниках России, чем о гитлеровской Германии. Агентом, который поставлял наиболее полную информацию о политике Великобритании, был, по-видимому, «Пятый человек» — Джон Кэрнкросс, остававшийся вплоть до марта 1942 года личным секретарем лорда Хэнки. В июле 1941 года Хэнки был переведен с должности канцлера герцогство Ланкастер на менее престижный пост генерального почтмейстера, но он сохранил доступ к документам Министерства обороны и председательское кресло в ряде важных комитетов. В течение первых девяти месяцев войны Кэрнкросс продолжал поставлять НКВД «тонны документов». До 1941 года Хэнки возглавлял комитет по союзным поставкам, координирующий отправку в Россию боеприпасов и сырья. Похоже, однако, что Кэрнкросс в своих сообщениях в НКВД преувеличил силу оппозиции Черчиллю. Хэнки был самым непримиримым из критиков Черчилля и в личной беседе сказал однажды, что «военный кабинет соглашателей бесполезен». В начале 1942 года он подготовил анализ стратегического руководства Черчилля ходом войны, назвав его «Обвинение». В числе обвинений Хэнки, несомненно, переданных Кэрнкроссом в НКВД, было и такое: «приоритет отдавался поставкам в Россию.» Когда в марте 1942 года Черчилль вывел его из правительства, Хэнки заявил: «Какое-то время я был крайне неудовлетворен ходом войны». Сообщение о «крайней неудовлетворенности» Хэнки было одним из последних из Уайтхолла перед тем, как он начал проникновение в секретное агентство в Блетчли парк.
Советские разведывательные службы проявляли особый интерес к Великобритании со времен создания ИНО и Четвертого управления (предшественника ГРУ). Соединенные Штаты оставались на втором плане еще за год до начала войны. Четвертое Управление, осуществлявшее в 30-х годах большинство операций в Америке, интересовалось не столько собственно Америкой, сколько использованием ее для проведения операций против важных объектов в Японии и Германии. В 1938 году предательство ведущего связного в Америке Уиттакера Чэмберса нанесло Четвертому Управлению серьезный удар. На какое-то время Чэмберс ушел в подполье, опасаясь покушения со стороны НКВД или Четвертого Управления и не желая затевать расследование, которое могло бы вскрыть его шпионскую карьеру. В 1939
Об истории Чэмберса Рузвельту рассказывали и другие деятели — посол Уильям Буллитт, например, лейбористский лидер Дэвид Дубинский и журналист Уолтер Уинчелл, но президент снова не отреагировал. В 1942 году Чэмберс был допрошен в ФБР после того, как бывший соратник по коммунистическому подполью опознал его как советского агента и заявил, что у него «больше информации, чем иной разведчик способен набрать за год.» Опасаясь возможного расследования, Чэмберс был на допросах менее откровенен, чем во время своих бесед с Берле за три года до этого, и предпочитал говорить о своем коммунистическом прошлом, а не о шпионской деятельности. Джон Эдгар Гувер, директор ФБР, не обратил внимания на восьмистраничный протокол допроса, назвав его сборником «россказней, гипотез и умозаключений.» На протяжении последующих трех лет Чэмберса больше не допрашивали. Из тех, кого Чэмберс опознал, ФБР навело справки в обычном порядке лишь о Дж. Питерсе, который уже числился в досье бюро в качестве одного из лидеров Коммунистической партии Америки.
После предательства Чэмберса в 1938 году сеть Четвертого Управления в Вашингтоне перешла к резиденту НКВД в Нью-Йорке Гайку Бадаловичу Овакимяну, которого в ФБР позже окрестили «хитрым армянином». Соединенные Штаты стали одним из главных (а к концу второй мировой войны — самым главным) объектов советской разведки, а не базой для разведывательных операций в отношении других стран, как это было раньше. В 1938 году НКВД еще не осознал, насколько легкомысленно американская администрация относилась к советской шпионской деятельности в Соединенных Штатах. Предательство Чэмберса, опасения, что этим заинтересуется ФБР, отразилось, естественно, на деятельности НКВД в Вашингтоне. Гарри Декстер Уайт из Министерства финансов был наиболее высокопоставленным из нескольких агентов, неожиданно прекративших передачу информации. Не разделявшая коммунистических взглядов жена заставила его пообещать покончить со шпионской деятельностью.
Человеком, сделавшим очень много для возрождения вашингтонской сети советских агентов, был Натан Грегори Силвермастер (не путать с его другом и коллегой по шпионской деятельности Джорджем Силверманом), выходец из еврейско-украинской семьи сорока с небольшим лет, который работал в управлении безопасности, а затем был переведен в управление экономической войны. Эмоционально неспособный принять жестокую реальность сталинской России, Силвермастер, тем не менее сохранил в душе нетронутым революционный идеализм. Хронически больной бронхиальной астмой, часто мучаясь от жестоких приступов удушья, Силвермастер верил, что поскольку дни его сочтены, он должен перед смертью сознавать, что сделал хоть что-то для создания нормальной жизни для других. Именно Силвермастеру удалось уговорить Гарри Декстера Уайта снова поставлять разведданные, вероятно, вскоре после начала войны. Ко времени нападения на Перл-Харбор он сумел собрать группу из десятка правительственных чиновников, работавших на различные подразделения военной администрации Рузвельта и одновременно на НКВД. Уайт в группу не вошел, но поставлял информацию непосредственно Силвермастеру, который считал его робким человеком, не желавшим «позволять правой руке знать, что делает левая.» Чтобы немного успокоить его и убедить жену, что он больше не занимается шпионажем, Силвермастер сказал Уайту, что поступающая от него информация идет только одному человеку в руководстве Коммунистической партии США. Силвермастер не сомневался, что Уайт знает правду, но полагал, что тот предпочитает об этом не думать. Уайт спрятал на чердаке бесценный бухарский ковер, подаренный ему Быковым перед войной. Будучи правой рукой министра финансов Генри Моргентау, Уайт имел доступ не только ко всем секретным досье своего министерства, но и к секретной информации, поступающей из других государственных учреждений.
С 1941 года связным в группе Силвермастера работала Элизабет Бентли, тридцатитрехлетняя выпускница университета Вассар, которая жила в Нью-Йорке. Проведя год в Италии Муссолини, она стала убежденной антифашисткой и в 1935 году вступила в Коммунистическую партию США. В 1938 году ее убедили прервать открытые контакты с партией, выдавать себя за консерватора и работать на НКВД. Ее руководитель из НКВД Джекоб Голос, еще один украинский еврей, известный своим агентам как Тимми, нарушил существовавшие в НКВД правила и соблазнил ее. Позднее Бентли описывала то, что произошло между нею и Голосом во время пурги в Нью-Йорке фразами, позаимствованным у Миллса и Буна: «Он коснулся меня рукой, я подняла на него глаза, и вдруг оказалась в его объятиях. Он целовал меня в губы.» «Время, казалось, остановилось, а потом я почувствовала, что уплываю в черноту экстаза, которому не было ни начала, ни конца.» Длинная ночь кончалась, и Бентли сидела в обнимку с Голосом в его машине, глядя на «самый прекрасный в жизни рассвет.» Голос подпортил идиллию, рассказав о правилах НКВД, которые он только что нарушил: «Нам запрещено иметь близких друзей, а тем более влюбляться. По правилам коммунистов мы не должны чувствовать друг к другу то, что чувствуем.»