Киберпространство
Шрифт:
Выдавала ли она таким образом желаемое за действительное?
Нет.
Она лишь защищала себя от необъяснимых противоречий, возникших в первые минуты осознания окружающего.
Нервы постепенно отпускало, непроизвольная дрожь уже не гуляла по телу.
Лиза не стала задерживаться на высокогорном плато — немного придя в себя, она тщательно осмотрела обрывистые склоны, пока не нашла приемлемого спуска: с одной стороны скалы были разрушены, отвесная стена превратилась в пологую, но ненадежную осыпь, однако выбирать не приходилось, и она начала спуск, сначала осторожно, а потом все увереннее.
Вместе
Она не хотела сейчас думать об обстоятельствах, предшествующих ее странному появлению в этом мире.
Вспоминать прошлое — значит сформулировать для себя целый список безответных вопросов.
«Нет. Нужно сосредоточиться на главном: выяснить, куда я попала, отыскать людей — ведь кто-то спас меня из обломков космического корабля…»
С такими мыслями Лиза продолжала спуск, искренне надеясь, что алогичные проделки пространства — лишь следствие временного помутнения рассудка, вывих сознания, порожденный постэффектами после долгого низкотемпературного сна.
Но даже при такой трактовке чувство подспудной тревоги не отпускало. Было совершенно непонятно, почему после пробуждения она оказалась совершенно одна, не в больничной палате, а на открытом всем ветрам плоскогорье?
Думать о том, что она все еще спит в ледяных объятиях криогенной камеры, а окружающую реальность формирует ее воображение, не хотелось.
Спускаясь с очередной угловатой глыбы, она в кровь содрала пальцы.
«Нет, — думала Лиза, глядя на выступившие капельки крови, — это не сон. Странное, можно сказать, роковое стечение обстоятельств, которому рано или поздно найдется логичное объяснение, но только не сон».
Сутки без сна.
Ранящий калейдоскоп мыслей возродил внутреннее ощущение времени, Илья, привыкший к определенному укладу своего существования в фантомном мире, понимал: с ним происходят необратимые перемены. Жесткий, концентрированный вброс информации заставил очнуться от стасиса душу, вернул острое, чувственное восприятие событий.
«Что же ты сделал, Ник?.. — с укором думал Горка-лов. — Зачем пересек допустимую информационную границу? Неужели ты не понимал, что даешь доступ к данным, которые не позволят мне вернуться в состояние насильно культивированного покоя?»
Существование закончилось. К осмыслению последних событий примешивались эмоции, но прогнать их — значит вновь перешагнуть через себя, замкнуться в коконе безразличия. Этого Илья сделать не мог. Да и не хотел.
Проблема не пришла из прошлого, реальная угроза существовала в настоящем, а Илья Матвеевич никогда не игнорировал данность. Закрыть глаза, мысленно сказать: «не мое дело» — означало перестать быть самим собой, совершить акт осознанного морального суицида, растоптать, стереть все, что составляло личность.
Говорят, в одну реку невозможно войти дважды.
Ложь…
Горкалов уже испытывал подобные сомнения, толкающие к действию, требующие немедленной, адекватной реакции, но в прошлом, очнувшись после погасившего сознание смертельного удара, он, заново
Подобные мысли поддерживали Илью, они помогли ему не только адаптироваться в абсолютно новом для человека пространстве, но и пережить шоковые воспоминания, не дать им шанса возобладать над рассудком.
К счастью, его знания о Логрисе сводились на тот момент к расшифрованной записи с древнего кристалла, растолковывавшей истинное предназначение логрианской сети, да некоторым догадкам, получившим обоснованное подтверждение в ходе осторожных опытов.
Он ни на миг не забывал то, о чем предупреждал в своих размышлениях один из создателей Логриса: не пытайся вырваться в мир живых, иначе твои действия принесут лишь горе. Справедливость предостережения не требовала дополнительных доказательств — пример харамминов, получивших бессмертие в бесчисленных реинкарнациях, их постепенная деградация, вырождение целой расы в горстку циничных существ с одряхлевшей душой, служили ярким, назидательным примером справедливости законов, которые вывели логриане для своего детища.
Что же изменилось теперь?
«Ты принесешь горе и горек будешь сам…»
Фраза въедалась в рассудок, словно кислота, сжигающая мысли.
«Право на поступок… Почему я считаю, что получил его?»
Илья сидел на террасе, погрузившись в мрачные размышления. Его взгляд был устремлен вдаль, туда, где дорога, по которой пришла к нему мнимая Шейла, сливалась с далекой, клубящейся грозовыми облаками линией горизонта.
Резервный логр, куда были скопированы данные созданной им реальности, ничем не отличался от оригинала. Проблема заключалась в изменившемся восприятии Ильи Матвеевича.
Вспоминая прошлое и сравнивая его с настоящим, картину которого скупо, но доходчиво обрисовал ему адмирал Сокура, Илья понимал: он опять стоит на краю стремнины, как несколько десятилетий назад. Его жизнь после распада первой Конфедерации Солнц в чем-то была похожа на существование в Логрисе. Сознательно культивированный стасис души при полной самоотдаче рассудка. Да, именно так он жил, наблюдая, обобщая факты, осознавая, что пестрый конгломерат независимых миров, потеряв единую власть, медленно, но неуклонно движется по гибельному пути.
И вот, когда казалось, что он — не более чем песчинка, затерявшаяся в ледяной бездне бесконечности, к нему попала информация о Логрисе, и почти сразу, буквально вслед за расшифровкой записи с древнего кристалла, пришло понимание: те расы, от которых, по общему мнению, остались лишь артефакты, не исчезли бесследно, они рядом, буквально в двух шагах, по меркам космических расстояний, и…
Тогда он нашел в себе силы пойти против течения, бросить свою жизнь на чашу весов, принимать решения не только за себя, но, по сути, за человечество в целом.