Кибершторм

Мэзер Мэтью

Когда я смотрел на того младенца, то мог думать только о Лорен, словно младенец на руках у медсестры – мой нерожденный малыш. У меня перехватило дыхание, и я едва не расплакался.

– Ты в порядке, приятель?

Еще один полицейский. Я сделал глубокий вдох и кивнул.

– Кто-то должен доставить пациентов на Пенсильванский вокзал. Сможешь?

Я сомневался, но все равно кивнул.

– У тебя куртка есть?

– Отдал медсестре, – я махнул в сторону двери.

Полицейский показал на контейнер у выхода.

– Возьми что-нибудь

из потерянных вещей и двигай на улицу. Там скажут, что делать.

Несколько минут спустя я уже вез каталку по Шестой авеню, одетый в выцветшее вишневое пальто с грязными оборчатыми манжетами. На руках были серые шерстяные митенки – плотные перчатки, полученные от Чака, остались в карманах пуховика, который я отдал медсестре.

Я уже пожалел, что так сделал.

Пальто было тесным, рассчитанным на женскую фигуру; мне пришлось приложить усилия, чтобы застегнуть молнию до конца. Я чувствовал себя розовой сосиской.

Если в больнице царило безумие, то снаружи – сверхъестественное спокойствие. Почти непроглядная тьма и полная тишина. Улицу освещали только фары редких автомобилей, которые везли больных. Мимо проехала машина «Скорой помощи», ненадолго осветила призрачную процессию впереди меня, технику и людей, ковыляющих по снегу.

Сначала холод был терпимый, но когда мы прошли два квартала и оказались на углу Двадцать пятой улицы, мороз начал покусывать. Преодолевая встречный ветер, я растирал щеки колючими митенками. Стащив одну из них, я потрогал щеку и почувствовал под рукой какой-то комок.

Обморожение? Ноги у меня онемели.

Улицу покрывал слой плотного снега и льда, и мне приходилось следить, чтобы колеса каталки не застревали в колее, снова и снова давать задний ход и толкать ее вперед.

Женщина на каталке была едва видна – закутанная словно мумия в тонкие сине-белые одеяла, она была в сознании и испуганно смотрела на меня.

Рядом с кроватью свисал раскачивающийся пакет с жидкостью; от него шла трубка, скрывавшаяся под одеялами. Я пытался придерживать пакет, проклинал тех, кто его не закрепил, думал о том, что в нем.

А если он упадет? Вырвет ли он катетер из вены?

Каталка снова застряла в снегу и едва не опрокинулась. Женщина вскрикнула.

Мой мир превратился в темный ледяной кокон. Сердце стучало в груди, глаза пытались разглядеть хоть что-нибудь в тусклом свете налобного фонаря. Здесь были только я и эта женщина, на краткий миг мы стали единым целым, на поле нашей личной битвы между жизнью и смертью.

Надо мной серебряным серпом нависал тонкий месяц – и я даже не мог вспомнить, когда в последний раз видел его в Нью-Йорке.

Семь кварталов тянулись бесконечно.

Неужели я пропустил поворот?

Я вгляделся в темноту: впереди шли люди. Наконец, за два дома от меня показался бело-голубой силуэт полицейского фургона. Я сжал холодную металлическую раму

и еще яростнее стал толкать каталку вперед. Лицо и ладони потеряли всякую чувствительность, но руки и ноги горели.

– Приятель, дальше – мы.

Двое полицейских приближались к каталке и махали мне, чтобы я отошел в сторону.

Когда женщину повезли через брешь в сугробе на Тридцать первой улице, она сказала «Спасибо». Я слишком устал, чтобы ответить, лишь улыбнулся ей и кивнул. Затем выпрямился и зашагал к больнице.

2.25

– К сожалению, можем предложить только это, – сказал сержант Уильямс.

Я покачал головой.

– Замечательно. Спасибо большое.

Я сжимал в руках миску супа, наслаждался его теплом. В пальцах болезненно покалывало, пока в них восстанавливалось кровообращение, а вот ног я по-прежнему не чувствовал. По дороге я зашел в туалет и посмотрел на себя в зеркало. Лицо покраснело, однако признаков обморожения не было – по крайней мере, на мой взгляд.

В столовой я взял черствую булочку и кусочек масла. Больше там практически ничего не осталось – лишь немного галет и несколько пакетов с чипсами.

Второй этаж офисного здания рядом с Пенсильванским вокзалом и Мэдисон-сквер-гарден превратили в полицейскую казарму, и она была набита битком. После нескольких «рейсов» я уже был близок к тому, чтобы потерять сознание. Сержант Уильямс заметил это и отвел меня в столовую.

На мое розовое пальто с оборками никто и внимания не обратил. Все были слишком измотаны.

Я огляделся, пытаясь найти знакомых. Чак остался с женщинами – со сломанной рукой он бы нам несильно помог. Мы с Тони и Винсом вместе дошли до больницы, потом я их потерял среди общего хаоса. Ричарда, когда мы заявили о том, что идем на помощь, как ветром сдуло.

В столовой я не увидел ни одного человека в маске. Либо они знали то, что не было известно обычным людям, либо им уже было все равно.

Сержант Уильямс показал на свободные места за одним из столов; мы пробрались сквозь толпу и сели. Я поставил дымящуюся миску с супом и пожал руки окружавшим меня полицейским. Сержант Уильямс снял шапку и шарф и бросил их на стол, на кучу другой теплой одежды. Я последовал его примеру.

Запах стоял, как в раздевалке при спортзале.

– Там просто кошмар, – пожаловался один из полицейских, наклоняясь над миской супа.

– А что случилось? – спросил другой.

– Китайцы, вот что, – зарычал первый. – Надеюсь, наши сравняли их долбаный Пекин с землей. Мне пришлось катить из Пресвитерианской несколько узкоглазых сук, и, Богом клянусь, я едва не бросил их замерзать в сугробе.

– Хватит, – негромко сказал сержант Уильямс. – В городе и так творится немало зла. Мы еще не знаем, что произошло, так что завязывай с подобными разговорами.

– Не знаем, что произошло? – спросил полицейский, не веря своим ушам. – Мы практически ведем бои в нашем собственном городе!