Киберволки
Шрифт:
Алексей Коновальченко был исполнительным директором ООО «Триплекс». Эта фирмочка имела микроскопический уставной капитал и столь же микроскопический офис, а работало в ней семь человек, включая секретаршу и уборщицу.
Вопреки названию, «Триплекс» занимался вовсе не производством или продажей автомобильного стекла, а оптовыми поставками пиратских сидюков, изготовленных в Тамбове.
Большинство клиентов «Триплекса» искренне полагали, что продукция произведена в Китае. В этом мнении их укрепляли не только жуткие грамматические ошибки в надписях на упаковке, но и десятки других мелких деталей, тщательно продуманных службой безопасности «Сапфира». Фактически «Триплекс» был дочерним предприятием «Сапфира»,
Леша Коновальченко был неплохим парнем, но, как и большинство российских бизнесменов, любил выпить. Ничего удивительного в этом нет — тяжелая работа, колоссальные нервные перегрузки, постоянные переговоры с партнерами, каждый успех в которых надо обязательно отметить. Как и многие российские бизнесмены, Леша иногда выпивал больше, чем мог, но меньше, чем хотел.
Я завербовал его в позапрошлом году. Вербовка прошла по отработанной схеме, описанной во множестве детективных романов. День рождения одного уважаемого человека, много виски, коньяка и девочек, из ресторана веселье переместилось в нумера, Леша как-то незаметно отстал от компании, а потом вдруг обнаружил, что здоровенный амбал в ментовской форме рекомендует ему слезть с девицы и одеться. Леша оделся и почти успокоился, как вдруг выяснилось, что девочке, с которой он слез, по паспорту не восемнадцать лет и даже не шестнадцать, а всего лишь четырнадцать с половиной. Леша очень удивился и стал громко ругаться, сетуя на непомерную акселерацию нынешней молодежи вкупе с непомерным бесстыдством. Мент посочувствовал, но взятку брать отказался. Иногда у ментов горит план по отлову преступников, иногда они начинают искать среди себя оборотней, короче, бывают периоды, когда менты взяток не берут. Эти периоды долго не длятся, но тому, кто попал в поле зрения доблестной милиции в такой период, от этого не легче.
Леша стал предлагать все большие и большие суммы, но мент был непробиваем. Лешу посадили в «луноход», привезли в отделение и заставили подписать чистосердечное признание. Его даже не били, он все подписал сам.
А потом на сцене появился я. По-хорошему, мне надо было представиться сотрудником ОБЭП и вербовать Лешу под чужим флагом, но это было невозможно — слишком много у нас общих знакомых, рано или поздно истина выплыла бы наружу.
Пришлось играть в открытую. Я объяснил Леше, что вся операция организована мной и что у Леши теперь есть два выхода — отдаться на милость закона или отдаться на милость меня. В первом случае ему предстояло провести несколько лет в роли пассивного гомосексуалиста, потому что с такой статьей, какая ему светила, сохранить традиционную ориентацию очень трудно, для этого надо быть очень крепким, как физически, так и душевно. Во втором случае Леше следовало собственноручно написать другую бумагу, нет, не подписку о сотрудничестве, а всего лишь расписку в получении денег. Леша спросил, за что я ему собираюсь заплатить деньги, я ответил, что за информацию, которой он поделится прямо сейчас. Леша немного посидел, повесив голову, а потом начал говорить.
Ничего дельного он не сказал, но я его внимательно слушал и всем видом показывал, насколько эта информация полезна «Кохинору» и насколько вредно «Сапфиру» то, что ее знают не только те, для кого она предназначена. Леша говорил очень долго, в моем диктофоне уже заканчивалась кассета, а он все не унимался. В конце концов он унялся и мы мирно разошлись.
Леша так и не узнал, что девочке, с которой его сняли, было девятнадцать лет. Просто внешность
Если бы Леша заглянул в ее паспорт, он бы сразу все понял, но человек в милицейской форме не дал ему заглянуть в паспорт, он просто зачитал данные вслух, а Леша постеснялся проверить. Леша до сих пор думает, что легко отделался.
Мы с ним встречаемся приблизительно раз в два месяца. Он мне передает кое-какие документы, кое-что рассказывает на словах и каждый раз, когда я докладываю шефу об обстановке на фронтах, все многословные речи Леши Коновальченко превращаются в одну мою фразу — в «Сапфире» все спокойно.
Я вербовал Лешу в расчете на тот маловероятный случай, если между «Кохинором» и «Сапфиром» вдруг разразится торговая война. Сейчас этот момент настал.
Мы встретились с ним в маленьком кафе в центре города. Я хотел устроить встречу утром, но Леша сказал, что на утро у него запланировано очень важное совещание и встретиться со мной он сможет только в обеденный перерыв.
Обычно Леша так себя не вел, он всегда сразу соглашался на мои условия. В первое время после вербовки он меня боялся, а потом привык и даже привязался. Между агентом и куратором такие отношения складываются гораздо чаще, чем принято считать. Особенно хорошо повлиял на наши отношения один случай, когда я слил ему информацию, позволившую решить одну мелкую проблему «Триплекса». Леша не знал, что та проблема была организована при моем участии.
— Привет! — сказал Леша, усаживаясь за столик. — Зачем звал?
— Привет, — сказал я. — Что у вас за суета сегодня? Помощь нужна?
Леша странно посмотрел на меня и стало очевидно, что Василий Дмитриевич был прав, между «Сапфиром» и «Кохинором» действительно началась война.
— Рассказывай, — сказал я.
— Что рассказывать? — Леша состроил удивленную физиономию.
— Для начала расскажи про Очаково, — подсказал я. — Вчера менты опечатали склад с пиратскими дисками, принадлежащий одной из наших фирмочек. Наружка говорит, что продукцию еще не вывозили. Я полагаю, сегодня утром у вас планировали операцию?
— Нет, — Леша помотал головой, — вывоз дисков обеспечивает крыша, мы планировали, куда их потом девать.
— И куда?
Леша вытащил из внутреннего кармана пиджака трехдюймовую дискету и положил ее передо мной. Я посмотрел на Лешу с неудовольствием.
— Болванку пожалел? — спросил я. — Не прочитается — обижусь.
— Прочитается, — заверил меня Леша. — Только сегодня отформатировал.
— В который раз?
— В первый. На прошлой неделе запечатанную коробку в столе нашел.
— Ну, смотри, — сказал я. — Когда поступила информация о складе?
— Сегодня.
— Только сегодня? Не врешь?
— Не вру, — заверил меня Леша. — На совещании Федотов говорил, что у вас было маски-шоу, но я думаю, что это не наша работа. Если бы шоу организовали наши, совещание провели бы заранее и не пришлось бы все организовывать в такой спешке. Просто кто-то наверху вовремя узнал, какой хороший случай подворачивается, и подсуетился.
— С чего такая уверенность? — поинтересовался я.
— Если уж начинать войну, то первый удар должен быть массированным, — сказал Леша. — Так не делают — один склад захватили и тут же успокоились.
— Может, не успокоились? Может, у вас в верхах что-то еще планируется?
— Тогда тем более глупо. Вы ведь тоже не дураки, все остальное уже наверняка попрятали. А один склад для вас — тьфу. Ваге Гургенович не идиот, чтобы насмерть ругаться с Цодиковым из-за каких-то двух миллионов. Если из-за каждой мелочи идти на крайние меры, то очень скоро начинается конкретная уголовщина.