Киллер из шкафа
Шрифт:
Судьба Иванова Ивана Ивановича была предрешена...
Глава семьдесят вторая
Жена Петра Семеновича ехала на дачу. Потому что дома был муж. Который обещал уехать в командировку, но почему-то не уехал. Почему-то в самый последний момент вернулся.
Пришлось срочно переориентироваться. Пришлось ехать на дачу. Где, конечно, гораздо хуже, но тоже ничего. Потому что качество вечера зависит не от окружающего интерьера, а от состава участников. В этот вечер состав участников обещал быть неплохим. Она, жена Петра Семеновича, и он, друг
Машина жены Петра Семеновича свернула к даче и замерла возле ворот.
— Там какая-то машина, — доложил один из бойцов капитану Борцу.
— Какая машина?
— Откуда я знаю какая. Я только знаю, что машина стоит у ворот.
Капитан подбежал к окну и выглянул из-за шторки.
— Черт! Кажется, это его жена!
Растерянные бойцы замерли вдоль стен. Они знали, как нейтрализовать вооруженные до зубов караулы противника и как остановить надвигающиеся на огневые позиции танки, но совершенно не знали, что делать с женами генералов.
— Всем рассредоточиться, — подал капитан полевую команду. — Ну, в смысле спрятаться.
— Где?
— Кто где может! И сидеть как мертвые!
— А этот? — показал один из бойцов на пребывающего без сознания Иванова.
Женщина уже открыла и распахнула ворота.
— Черт возьми! Этого... Этого давай... В шкаф давай!
— Здесь нет шкафов.
— Должны быть. В спальне должен быть! Бросьте его туда. Вряд ли она надолго. Заберет что-нибудь и уедет.
— А если не уедет?
— Уедет. В крайнем случае ее мужу позвоним... Жена Петра Семеновича въехала в ворота, остановилась, вышла из машины и подошла к двери. Бойцы врассыпную бросились кто куда. И замерли.
Женщина открыла дверь, сбросила в коридоре туфли и босиком прошла сразу... в спальню. Оставив входную дверь незапертой. Потому что друг должен был прибыть сразу же следом за ней. А у нее был не тот возраст, чтобы разоблачаться под взглядами мужчин. Она предпочитала освобождаться от одежды заранее и встречать любовников сразу в постели. Считая, что под одеялом возраст вторичен. А вот опыт — напротив... Опыт у нее был. И, как она считала, ее опыт с лихвой компенсировал ее пострадавшие от времени внешние данные. Под одеялом она могла дать сто очков вперед любой малолетней и не искушенной в подобного рода делах вертихвостке.
Жена Петра Семеновича включила рефлектор, расправила одеяло, разделась и занырнула в холодное нутро постели. Чтобы согреть ее своим телом для другого тела.
Друг должен был прибыть с минуты на минуту.
— Еще одна машина! — напряженно, одними губами сказал боец.
— Вижу! — ответил командир.
Во двор зарулила иномарка. Из которой вышел импозантный молодой человек и прямым ходом направился к двери. Похоже, он знал, что дверь не закрыта, что его ждут.
Он сбросил в коридоре туфли и тоже прошел сразу в спальню.
— Это ты? — томно спросила, дотягиваясь под одеялом, женщина.
— Ну а кто еще? — усмехнулся молодой человек.
— Ну, тогда иди сюда. Скорее иди! Я жутко соскучилась, — страстно прошептала женщина. Молодой человек самодовольно усмехнулся.
— Сейчас. Только разденусь.
Молодой человек был очень бережливым молодым человеком и старался содержать в порядке свою одежду.
— Сейчас, —
В шкафу, скрючившись в три погибели, сидел незнакомый мужик.
Молодой человек обернулся к женщине, которая из-под одеяла жадно тянула навстречу ему руки.
— Кто это? — спросил он.
— Кто? — не поняла женщина.
— Что это за мужик? — спросил парень, добавляя в голос стали.
— Какой мужик? — искренне удивилась женщина.
— Вот этот мужик! Который в шкафу!
— Ты что, с ума сошел? — тихо спросила женщина.
— Похоже, сошел. Раз с такой, как ты...
Молодой человек засунул в шкаф руки, ухватил незнакомца за грудки и встряхнул что было сил.
Иван Иванович открыл глаза. И увидел перед собой склоненное, со свирепо выкаченными глазами и перекошенным ртом лицо.
— Ты кто? — жестко спросило лицо.
— Я? — переспросил Иван Иванович. — Я Иванов.
Иван Иванович с трудом понимал, что с ним происходит. И совершенно не понимал, где он и чего от него добивается этот человек. Последнее, что он помнил, — это салон трамвайного вагона, чьи-то жестко вцепившиеся в него руки и темноту, застилающую глаза.
— Кто?!
— Иванов. Иван Иванович.
Молодой человек застонал как от зубной боли.
— Ты как здесь оказался?
— На остановке сел, — сказал Иван Иванович. И вдруг все понял. Понял, что, наверное, это контролер. Который только что сел и очень сильно переживает по поводу того, что пассажир не оплатил свой проезд.
— У меня проездной, — громко сказал он и, доброжелательно улыбнувшись, потянул из кармана картонный прямоугольник.
Молодой человек посмотрел на изображающего психа мужика в шкафу, на испуганно приподнявшуюся на кровати любовницу и дико расхохотался. Он всегда думал, что рассказы про мужиков, прячущихся в шкафах, — это анекдоты. А оказывается, это правда. Правда, случившаяся с ним. Вот он, вот его любовница, вот шкаф и любовник, который в нем сидит!
Любовник, назвавший себя самой распространенной в анекдотах фамилией Иванов...
На том круг и замкнулся. Вернее, не один круг. Много кругов. Кругов ада, через которые между тем первым и этим последним шкафами прошел Иванов Иван Иванович.
Два шкафа разделяли несколько недель, горы трупов, многомиллионные счета в иностранных банках, погони, перестрелки, взаимные конфликты высоких начальников, мафиозные разборки, интриги спецслужб и много еще чего другого.
Иван Иванович снова сидел в шкафу. Только на этот раз он попал туда не случайно и выбраться из него живым шансов у него почти не было. Потому что в соседних комнатах, за шторами и в нишах стен, стояли готовые на все бойцы генерала Петра Семеновича. А от ближнего леса, по кустам, стягивая, словно петли-удавки, два кольца оцепления, подбирались к даче подразделения генерала Трофимова. Потому что гениально задуманная и умело проведенная генералом Трофимовым операция приближалась к своему закономерному итогу. И должна была в самое ближайшее время закончиться безоговорочной капитуляцией врага. Должна была закончиться победой. В немалой степени благодаря блестяще, хотя и не по своей воле, сыгравшей заглавную роль «пустышке», или, как говорят разведчики, «живцу».