Ким Филби
Шрифт:
— А по-русски он читал?
— Да, читал «Советский спорт».
Собеседник:— Руфина Ивановна, есть фото Филби с «Литературной газетой». Постановочное?
— Возможно, просто просматривал. Вот «Советский спорт» я ему выписывала. И его он читал выборочно. Книги по-русски не читал. Но в его библиотеке красуются прекрасные издания на английском языке — и Толстой, и Чехов, и многие другие. Он был увлечен русской классикой еще в студенческие годы и досконально ее изучил. Ким был способным к языкам и многими владел в совершенстве. Начинал изучать и русский. Но при мне такой необходимости не было, и когда я начала более или менее изъясняться по-английски, он, шутя, стал
— Руфина Ивановна, вы говорили дома только по-английски?
— Знаете, у нас с ним был такой кошмарный микст, свой язык. Ким тоже стал говорить на английском, впутывая русские слова. Я вообще сначала не знала английского. Так, школьная программа. Но было неприятно, когда при мне все говорили по-английски, а я ничего не понимала. Это стало раздражать. Надо было учиться. Мне порекомендовали учительницу. Занималась я недолго, с большими перерывами и получила всего несколько уроков, но с пользой. А по совету старого друга стала читать английские книги, постепенно понимая все больше. Ну и, конечно, изъясняясь по-английски с Кимом и выступая в роли его переводчика.
— Муж помогал вам разобраться с английскими сложностями?
— Он сказал мне: «Чего я не умею, так это учить». И меня он ничему не учил, даже когда я просила об этом.
А вот и Грэм Грин
— Вы говорили, что Грэм Грин был вашим любимым писателем, по книгам которого вы учили английский. А еще вы назвали его другом вашего мужа. Из воспоминаний Филби, служившего в военные годы вместе с Грином в британской разведке, выходило, что разведчиком он был неважнецким.
— Ким радовался, что Грин превратился в прекрасного писателя, а не остался плохим разведчиком. И еще когда Грин служил в разведке, то с чувством юмора у него все было прекрасно. На одном из совещаний предложил разлагать немцев, зазывая их в один бродячий французский бордель.
— Вы познакомились с Грином у себя дома, в Москве в сентябре 1986-го. Судя по всему, впечатление он на вас произвел удивительное…
— Да. Но еще в давние времена я увлекалась произведениями Грина. Читала все, что у нас переводилось. А потом увидела у Кима на обложке журнала «Тайм» портрет Грина — это был «человек года». Я сказала Киму: «Это мой любимый писатель». А он мне: «Это мой друг». Это был удивительно мягкий, обаятельный человек. С первой встречи у меня было ощущение, что это мой старый добрый друг. Грин приехал с Татьяной Кудрявцевой.
— Переводившей его книги?
— Да. Мы потом с ней подружились. Они подъехали на «чайке» и остановились в тупике переулка, недалеко от нашего дома. К подъезду вела узкая тропка. Грин вышел из «чайки» и «разложился» во весь рост — высоченный. Он протянул руку и смущенно сказал: «I’m so shy». И через несколько шагов снова повторил: «I’m so shy».
— Почему он повторял «Я так стесняюсь, я так стесняюсь»?
— Я поразилась. Потому что это скорее относилось ко мне. Я всю жизнь страдала от своей застенчивости. А слова Грина показывают, каким он был в глубине души. На пороге нас встретил Ким. Друзья обнялись. И вот мы вошли к нам в квартиру. Они сидели рядом на диване, а я напротив. Они так хорошо смотрелись вместе и были даже похожи друг на друга. Я получала удовольствие, наблюдая за ними и слушая их воспоминания. До сих пор не могу себе простить, что не сфотографировала их.
Разведчик или знаменитость?
— Руфина Ивановна, не припомните, с Коэнами он не встречался? Это — супружеская пара американцев, доставшая для нас атомные секреты из лаборатории Лос-Аламоса.
— С Коэнами? Нет. И тоже непонятно почему. Ведь
— А если вернуться немного назад. Никто из кураторов вас не предупреждал, что с иностранцами общаться нельзя?
— Это, возможно, было с самого начала, еще до меня — ведь мы встретились только через семь лет после его приезда. Вероятно, его о чем-то предупреждали. Что неприятно: ограждали нас от людей. Тем не менее у нас бывали две-три пары моих самых близких друзей и никаких замечаний это не вызывало. Правда, через какое-то время мне, по настоянию куратора, пришлось составить список «моих контактов» — так он выразился.
Собеседник:— Я согласен, что вопросы использования, адаптации — сложнейшие. Как-то сложилось, и хорошо. И с Коэнами возникли трудности только в последние годы — оба болели. Дилемма — использовать их или, наоборот, — пусть отдыхают, живут в покое? Может, показать людям? Помните, как получилось с полковником Абелем? Дали ему слово в фильме «Мертвый сезон», и получилось, имя человека стало легендарным. Ассоциируют с успехами разведки. Решение принимал лично Андропов. Так и здесь. Решения нет — фигура Филби засекреченная. Хотя, думаю, где-то к году 1970-му Филби можно было и раскрыть.
— Но почему тогда не раскрыли?
Собеседник:— Боялись британской реакции. До сих пор — реакция болезненная, для них — это страшно больной вопрос. Нет-нет да и к какой-нибудь «памятной» дате такое в прессе выдадут! Ведь наш человек столько лет против них работал! Да еще, они прекрасно понимают, работал просто так, за идею. И боролся с фашизмом. И ему реально нечего даже предъявить…
— Когда моя книга «Остров на шестом этаже» вышла на английском языке в Великобритании и США, то б'oльшую часть ее занимала библиография из ста пятидесяти семи книг, посвященных Филби. Составил один американец, который принимал участие в издании книги, раньше работавший в ЦРУ. Каждую книгу он подробно анализировал, сопровождая подробными комментариями и ссылками на свидетелей описываемых событий. Меня удивило такое количество изданий, на что автор библиографии ответил, что в процессе его работы эта цифра уже перевалила за двести. Значит, есть огромный интерес.
— Вы вспоминали, что раздражало, когда при вас говорили на английскому а вы не понимали. А при интервью с журналистом Найтли вы присутствовали? Язык к тому времени, как я понимаю, выучили?
— Нельзя сказать, что «выучила», но понять беседу была в состоянии. Ким прочитал одну из его первых книг, она показалась ему наиболее правдоподобной.
Собеседник:— Там не было, назовем так, оскорблений. Он был первым из англичан, кто попытался…
— …Избежать лжи, искажений. Потому Ким согласился на интервью с Найтли.
— Как Филби относился к своей популярности? Был ли он в СССР известен? К примеру, разведчика-нелегала Героя Советского Союза Геворка Андреевича Вартаняна нередко узнают на улице.
— О нем не знали и его не узнавали. Было только одно телеинтервью с Генрихом Боровиком, посвященное Грэму Грину. Я о Киме ничего не знала до знакомства с ним. Он приехал в 1963-м, и только в 1965-м появилась статья в «Известиях» под заголовком «Здравствуйте, товарищ Филби». Я тогда этой статьи не читала. Узнала о ней позже — она у Кима сохранилась. Но из этой публикации ничего нельзя было понять. Даже что он — знаменитый разведчик, столько для СССР сделавший. Возникали вопросы: кто это и зачем он сюда приехал? Были же какие-то перебежчики. Осела здесь пара молодых англичан, имен не помню. Что-то о них писали, показывали по телевизору. А о Киме больше ни слова. Казалось, это какой-то очередной коммунист, сбежавший к нам от проклятых капиталистов.