Ким Филби
Шрифт:
Имя человека, завербовавшего Джона, назвать не могу. Известно, что это — коммунист ортодоксально-суровых взглядов, близкий к руководству компартии Великобритании; во время войны он некоторым, пусть и не столь блистательным образом повторил путь, пройденный Кимом Филби. Взглядов своих не скрывал, но проник в военную английскую разведку. Прожил довольно долгую жизнь, оставаясь преданным идеалам юности. Хотя в различных исследованиях вербовке Кернкросса дается совершенно разная трактовка, но я остановлюсь на этой, по разным причинам видящейся мне абсолютно правдоподобной, версии.
Джона Кернкросса приняли на государственную службу. Его связи на первых порах были весьма скудны, однако трудолюбие
За Джона взялся опытнейший Арнольд Дейч. Вот уж кто досконально знал, как не загружать новичка непосильными пока что для него поручениями. Как одобрять даже за не до конца проделанную работу — так, чтобы постарался скорее доделать…
Не имевший никакой разведывательной подготовки, Кернкросс пытался с помощью Дейча освоить на ходу некоторые методы и приемы конспирации. Однако, не закрывая деликатную тему обучения, признаем, что исправного агента, умевшего уходить от наружки и считывать оставленные условные знаки, из Кернкросса не получилось и близко. «Мольер» вечно и до конца своего служения разведке путал даты и время встреч. Мог явиться, да еще и припозднившись, совсем не в то место, что было несколько раз подробнейше оговорено.
Не со всеми кураторами после Дейча он находил общий язык. Ему претили невежливость, излишнее давление, он не выносил безапелляционного командного тона. Джон был силен совсем не вымуштрованностью, так что приходилось мириться с некоторыми особенностями его поведения. Да и здоровье у Джона было не очень. С детства он плохо видел, но настоящие проблемы со зрением, а затем и со слухом начались где-то в 1943-м. Эти его физические недостатки замечали и английские коллеги по службе, и советские связники. Идя с кем-то по улице, он всегда шел с определенной стороны — чтобы лучше слышать. Разведка даже выделяла деньги на его лечение, но оно помогало, честно говоря, неважно. С возрастом Кернкросс оглох на одно ухо.
Более-менее сносного водителя из Кернкросса также не вышло. Однажды он с советским связником Питером чуть не засыпался на ерунде. Привезя на встречу несколько секретнейших документов, Джон забыл убрать ручку подсоса, и его машина заглохла на оживленном перекрестке. Все попытки завести мотор заканчивались неудачей. Предупредительный лондонский бобби, долго наблюдавший за страданиями водителя и волнениями сидевшего рядом с ним мужчины, пришел на выручку. Залез в салон, уселся на шоферское место, снял ручку с подсоса и через минуту отогнал авто к обочине. Потом вежливо объяснил Кернкроссу его элементарную ошибку. Если бы полисмену пришло в голову проверить документы водителя и его спутника, он бы наверняка заинтересовался, почему оказались вместе английский госслужащий и сотрудник советского посольства. Ну а догадайся вежливый полисмен взглянуть на прихваченные Кернкроссом бумаги, разведывательная карьера «Карела» и его связника оборвалась бы прямо на злосчастном перекрестке.
Каждая неумелая парковка Кернкросса привлекала внимание полиции, так что от встреч в специально приобретенной для ценного агента машине пришлось отказаться. Вероятность засыпаться на ерунде заставляла резидентуру прибегать к специфическим и довольно рискованным способам связи.
Увы, тут было никак не избежать личных и всегда таких непредсказуемых со стороны Пятого встреч. Для них облюбовали лондонские окраины, поздними вечерами — пустынные. А Джон, в очередной раз что-то напутав, приходил не всегда. Однако все эти обоюдные мучения стоили тех данных, которые добывал Кернкросс.
Он дисциплинированно подчинился указанию советских друзей: все внимание сосредоточивал именно на тех материалах, что требовались сейчас, сегодня. Подчиняясь требованиям разведки, отошел,
От него, поддерживавшего нормальные отношения с женским полом, можно было не ожидать каких-то эксцентричных выходок, типа тех, что до конца дней позволял себе Бёрджесс или иногда выкидывал истощенный постоянным нервным напряжением Маклин. Он мало пил — тоже редкость, и, что высоко ценимо, совсем не болтал. Его надежность потрясала, перечеркивала все недостатки, которых набиралось немало. В 1937–1938 годах от этого безропотно-трудолюбивого новичка шло очень много материалов по Германии, которые к тому же им тщательнейше обрабатывались, а в Москве докладывались на самый верх. На «Мольера» не могли нарадоваться.
Но в конце 1938 года Кернкросса перевели в министерство финансов. Думается, он слишком уж отличался своей серой трудоголичностью и ярким талантом от людей из другого, высшего, круга, засевших в Форин оффис. Даже его единомышленник из МИД Маклин считал Кернкросса малообщительным, не слишком приятным, никогда не улыбающимся сотрудником. Одевался он как попало — вероятно, финансы были тут ни при чем: внешним своим видом Кернкросс демонстрировал презрение к устоям и нормам, для себя не приемлемым. Он не хотел становиться и не стал «своим».
За это он был жестоко наказан «чужим» большинством. Формальным поводом для перевода в менее престижное министерство финансов объявили недостатки в образовании: чего-то не закончил, где-то недоучился, недополучил лишнюю бумажку. Как бы то ни было, в казначействе «Мольер» попал в другие условия и обстановку. Его оперативные возможности — разведка это вскоре почувствовала — явно сузились.
Надо ли было заниматься перевоспитанием ценного агента? Нотации и нравоучения могли его обидеть или, еще страшнее, просто оттолкнуть. Кернкросса принимали таким, каким он был. Ведь логично предположить, что в советскую разведку Джона, помимо прочего, привела и ненависть к твердым консервативным устоям, которые он не принимал с младых лет, против которых боролся, рискуя не только положением в обществе — но и жизнью.
В министерстве финансов он тоже очень старался. Его информация пусть резко сузилась, но не иссякла. К тому же вскоре, как уже говорилось, лондонская резидентура опустела и целый год Кернкросс проходил «беспризорным». А затем этот полиглот и трудяга потребовался такому же трудоголику лорду Хэнки.
Коммунист и агент Кернкросс чудесно сработался с ненавидевшим большевиков лордом. Хэнки подкупали не только трудоспособность, но и полная, постоянно демонстрируемая на практике преданность Джона. Стоило кому-то из политической или военной верхушки обойти Хэнки с секретными документами, не прислать ему доклад или сообщение, не пригласить на очередное заседание какого-то комитета, как энергичный личный секретарь моментально посылал «обидчику» официальный и суровый запрос. После того, за редким исключением, документы быстро досылались главе бесчисленных комиссий. Этим сложившимся сотрудничеством были удовлетворены и лорд Хэнки, и Джон Кернкросс, не говоря уже о советской разведке.
Правда, в 1941-м сообщения от Кернкросса пошли исключительно тревожные. Ему удалось передать телеграмму министра иностранных дел Идена о беседе Гитлера и наследного принца Греции Павла. Документ свидетельствовал: нападение на СССР неминуемо. Этот же вывод подтверждали письма в Форин оффис английских послов в США и Швеции. Британская разведка сообщала о военных приготовлениях немцев в Германии и Финляндии. Тревожно звучали предупреждения посла из Турции: немецкие суда быстро перебрасываются поближе к черноморскому побережью СССР.