Киммерийцы и скифы. От появления на исторической арене до конца IV века до н.э.
Шрифт:
В 480 году до н.э. греческие города Боспора Киммерийского были объединены под властью Археанактидов — по-видимому, знатной семьи, в качестве архонтов управлявшей этим объединением. Д.П. Калл истов, вероятно, прав, усматривая ближайшую причину этого объединения в разгроме персами восстания греческих городов в Малой Азии в 494 году, что не могло не вызвать в связанных с ними колониях Северного Причерноморья экономический кризис и как его следствие ухудшение отношений с окрестными варварами.
Умолчание Геродота о существовании боспорских городов, по всей вероятности, вызвано его проафинскими симпатиями и неприязнью к этим городам ввиду их противодействия стремлению Афин подчинить их своей гегемонии. В 40-х — 30-х годах V века до н.э., в то время, когда Геродот составлял свою «Историю», Перикл с этой целью предпринял морские походы в Черное море. Из боспорских городов в Афинский союз удалось вовлечь только Нимфей. Вероятно, с этим событием связан переворот, в результате
Боспорские города под властью Спартокидов находились в дружественных отношениях с Афинами, но из этого не следует, что они были готовы подчиниться афинской гегемонии, сопряженной с выплатой более или менее обременительного фороса (подати) и с выполнением других стеснительных обязанностей.
Имя основателя новой династии — Спарток — не скифское, а фракийское. Ввиду этого некоторые ученые полагают, что он был предводителем фракийских наемников, захвативших власть в боспорских городах. Но фракийские наемники появились на Боспоре позже — на рубеже V и IV веков до н.э. При царе Сатире в его войске было не более двух тысяч наемников греков и столько же фракийцев. О фракийских наемниках более раннего времени в городах Боспора никаких сведений не имеется. Скорее всего династия Спартокидов вышла не из фракийской, а из местной эллинизированной знати, из среды правящей верхушки ближайшего окружения греческих городов на Таманском полуострове — синдов, возникших, как уже говорилось, по всей вероятности, при участии вернувшихся из Малой Азии киммерийцев, во время пребывания в Азии тесно связанных с фракийцами (если они сами не принадлежали к фракийской семье). Фракийские имена у синдов могли явиться одним из следствий этой связи, да и с греками киммерийцы были хорошо знакомы еще по Азии. Нет никаких оснований полагать, что резиденция Спартскидов с самого начала находилась в Пантикапее, с тем же успехам она могла находиться в Фанагории, откуда Спарток и мог осуществлять свою власть, опираясь на живущих в ее окрестностях соплеменников.
С самого начала своего появления в варварском окружении греки стремились заручиться содействием и поддержкой местной аристократии, которая все теснее и теснее связывалась с греками не только в экономическом, но и в культурном отношении. Представители туземной знати, стоящей во главе родоплеменных организаций, не только продавали грекам продукты собственного хозяйства и собранные ими у подвластного населения, но и оказывали колонистам различные услуги: посредничали в сношениях с другими такими же, как они сами, властителями, обеспечивали охраной торговые караваны и вооруженной силой греческие города. Сохраняя связи с родными для них обществами, они, как скифский царь Скил, подолгу жили в городах, иногда селились в них, усваивали греческий язык и представления греков и даже роднились с ними. Погребения такой эллинизированной туземной аристократии находятся поблизости от греческих городов и отличаются смешением черт местного и греческого происхождения.
О распространении влияния боспорских греческих городов в Прикубанье в конце VI — начале и первой половине V века до н.э. можно было заключить еще по выше рассмотренным курганам Ульского аула. Наиболее ярко следы его выступают в курганном могильнике Семь Братьев, расположенном возле синдского городища у станицы Варенниковской в низовьях Кубани и оставленном, видимо, местной династией царей-вождей. Погребения, сохранившиеся в двух из этих курганов (втором и четвертом), были устроены в склепах, сложенных из сырцовых кирпичей и перекрытых плоской деревянной кровлей. Они относятся ко второй половине V века и сохраняют выраженный туземный характер. Покойники сопровождаются оружием и несколькими лошадьми, в инвентаре наряду с вещами местных типов находятся произведения, выполненные в греческом или греко-персидском стиле. Особенно замечателен серебряный нагрудник в виде стоящей оленихи с повернутой назад головой, увенчанной симметрично развернутыми рогами. Рядом с ней сосущий теленок, а в основании — фигура стилизованной птицы с раскинутыми в стороны крыльями, с хвостом в виде пальметки и с рыбой в клюве. Рога, крылья и хвост позолоченные. Из другого кургана (№4) происходят ахеменидский серебряный ритон со скульптурной фигурой передней части крылатого козерога и четыре треугольные золотые пластины, украшавшие верхнюю часть деревянного сосуда. На одной из них представлена птица, терзающая зайца, на другой — крылатый барс, вцепившийся в загривок козла, на третьей — фантастическое чудовище иранской мифологии сенмурв и на четвертой — нападение льва на оленя. Последнее изображение решено в традициях скифского искусства, тогда как в трех остальных сочетаются признаки греческого и иранского происхождения.
В погребениях этого могильника, относящихся к IV веку, наблюдаются те же явления, что и в скифских курганах Поднепровья, а именно сохранение местного художественного стиля в вещах конского убора с чертами орнаментации и уплощенности и преобладание греческих форм в личных украшениях, как и в упомянутом курганном
Считается, что туземцами на Керченском полуострове были скифы-царские, однако туземные погребения там, как и во всем степном Крыму, существенно отличаются по устройству от погребений последних. Вероятно, это были крымские скифы-номады, хоронившие своих покойников в простых земляных могилах, или тавры, погребавшие в каменных ящиках. Такие могилы V века до н.э. обычно впущены в насыпи курганов эпохи бронзы, а позже иногда помещаются и под специальными насыпями. Они разбросаны по всему степному Крыму, образуя иногда небольшие семейные кладбища, из чего можно заключить, что эти скифы не имели централизованной организации и распадались на более или менее самостоятельные подразделения. Это заключение подтверждается и тем, что среди них нет больших курганов, сравнимых с погребениями царей скифов-царских или среднеднепровских земледельцев. Только появляющиеся возле греческих городов варварские курганы отличаются величиной, сложностью устройства и богатством инвентаря. Это погребения эллинизированной знати, слившейся с верхушкой греческих городов. Она могла быть и синдского, и таврского, и скифского происхождения.
Раньше всего погребения эллинизированных туземцев появляются у города Нимфея. В расположенных возле него курганах погребальный обряд представляет смешение греческих и варварских элементов, а могильный инвентарь по большей части состоит из вещей греческого происхождения. Особенно показательны в этом отношении курганы №4, 1876 года (погребение № 19), и курган № 16. Они относятся ко второй половине V века и содержат вещи, близко сходные с обнаруженными в Семибратних курганах на Кубани. Особенно велико сходство найденных в тех и других золотых нашивных бляшек, видимо, изготовленных в одной мастерской и даже иногда при помощи одного и того же штампа.
Город Нимфей, при Археанактидах не вошедший в союз боспорских городов, а связанный с Афинами, был подчинен Спартокидами только в правление Сатира I в конце V — начале IV века до н.э. Переход его во власть Спартокидов древнегреческий оратор и государственный деятель Эсхин объясняет изменой афинянина Гилона, деда оратора Демосфена, осужденного за это своими согражданами на смерть и бежавшего поэтому к боспорскому царю. В награду он получил от Сатира в управление город Кепы на Таманском полуострове. В.В. Латышев оправдывает измену Гилона тем, что Афины с падением их могущества не могли больше удерживать в своей власти город в отдаленной стране. Появление богатых туземных погребений возле этого города говорит о том, что он старался путем привлечения туземцев усилиться и устоять против объединенных боспорских городов. Сатир стремился подчинить и другой греческий город в Восточном Крыму, находившийся на месте современной Феодосии, тем более что там укрылись враждебные ему фаждане боспорских городов. При осаде его он умер в 387 году до н.э.; взять город, на помощь которому пришла Гераклея Понтийская, обеспокоенная усилением боспорского царя, удалось только при наследнике Сатира — Левконе.
Основной источник истории династии Спартокидов Диодор Сицилийский сообщает ряд отрывочных данных (Библиотека, кн. XII–XX). После основателя этой династии Спартока, правившего семь лет, по его словам, царствовали Селевк, Сатир и Левкон, каждый по сорок лет. Совпадение продолжительности правления каждого из них вызывает сомнения в достоверности данных Диодора, но никаких возможностей для их проверки не имеется. Из относящихся к ранним Спартокидам дат он называет годы смерти Спартока (433/432 год до н.э.), Сатира (393/392 год) и Левкона (354/353 год), соответствующие указанной длительности правления двух последних из них. Однако, по его данным, после Спартока, кроме Сатира, сорок лет правил Селевк, из чего следует, что оба последних правили одновременно и были или соправителями, или царями различных частей унаследованных от общего отца владений. Никаких сведений о правлении Селевка не сохранилось, тогда как в имеющихся данных о Сатире он выступает единоличным правителем греческих городов Боспора. Аэто значит, что или Селевк личность мифическая, или он был царем не боспорских городов, а тесно связанного с ними единством династий Синдского царства.
А.И. Болтунова опубликовала фрагменты проксенического декрета, найденные в 1953 году в Анапе, находящейся на месте столицы синдов, известной под именами Синдская гавань, Синд, Синдик, Синдика и Горгиппия. Имя царя, даровавшего эту проксению, не сохранилось, но уцелело имя его отца — Евмел. Так как надпись палеографически датируется первой половиной IV века до н.э., А.И. Болтунова полагает, что царем, даровавшим проксению, был Селевк, правивший в одно время с Сатиром, и что Евмел был отцом не только его, но и Спартока. Если это так, а для сомнений нет повода, то Селевк наследовал не Спартоку, как значится у Диодора, а синдскому царю Евмелу, другой сын которого стал архонтом боспорских городов. Династическое родство синдских царей и боспорских Спартокидов подтверждается и последующими событиями, случившимися при наследнике Спартока Сатире.