Киммерийский закат

Сушинский Богдан Иванович

— Надо — значит, будем, — безынтонационно как-то заверил его водитель. Это был спортивного телосложения мужчина лет тридцати пяти, о котором его шеф знал только то, что сначала он служил военным контрразведчиком, а затем стал офицером КГБ; и что в должности водителя Предверхсовета оказался по роду своей службы офицера госбезопасности, поскольку выполнял при этом еще и роль телохранителя. — Что-то произошло? — с большим запозданием и как бы между прочим поинтересовался он.

Ярчук взглянул на него с недоверием, но, поняв, что тот действительно

не знает, что происходит в эти минуты в Москве (появляясь к шести тридцати, шофер обычно досыпал в машине), успокоился: значит, никаких особых указаний по своей службе этот кагэбист пока не получал.

— Ничего особенного. Текущие дела, которых всегда полно, — как можно непринужденнее ответил Предверхсовета, заметив, однако, что никогда раньше подобных вопросов водитель не задавал. Поскольку знал: не положено! Тогда почему сегодня решился? Понял, что я слишком взволнован? Или же просто чутье контрразведчика?

Когда неожиданно ожил радиотелефон, Ярчук недовольно покосился на него: неужели опять Журенко? Так ведь все уже сказано.

— Леонид Михайлович? — послышался в трубке незнакомый голос.

— Он самый. Слушаю вас.

— Москва на проводе. Хорошо, что мы сумели вас вызвонить. С вами будет говорить Президент Российской Федерации…

Елагин не позволил помощнику договорить, а сразу же вклинился в разговор:

— Леонид Михайлович, тут, понимаешь ли, случилось так, что Президента СССР Русакова то ли арестовали, то ли основательно блокировали.

— … И произошло это в его резиденции в Крыму, в Доросе. Как видишь, в курсе.

— По всем признакам, совершается государственный переворот.

— Другого мнения и быть не может.

Звонок Президента России как-то сразу же приободрил Ярчука. Он, конечно, не сомневался, что Елагин решительно выступит против кремлевского путча, но то — всего лишь предположения, а звонок поддержки — это уже факт, на который можно сослаться. Как они здесь, в Украине, могут поддерживать гэкачепистов в их отстранении от должности Президента СССР, если руководство Российской Федерации против этого?! И вообще если Кремль — «за», а Россия — «против», тогда вы, ребята, сначала там у себя, в Москве, разберитесь, «кто есть ху», а затем уж сюда, в матерь городов русских суйтесь.

Именно в эту минуту Ярчук вдруг очень четко представил себе, каким образом следует выстраивать линию разговора с залетным гэкачепистом. У него появился неопровержимый козырь: «Елагин — против, российское руководство — против, Президент СССР, судя по всему, тоже против. Тогда о чем мы здесь говорим, зря время теряем?!»

— Ты где сейчас находишься, Леонид Михайлович? — вновь, после астматической паузы, продолжил разговор Елагин.

— В машине. По дороге из дачи в Киев.

— Кто-то из этих… гэкачепистов, или как их там, на тебя уже выходил?

— Генерал Банников, главком Сухопутных. Причем он только что прилетел в Киев.

— Нашли дипломата, идиоты, — генерала Банникова! И как он ведет себя?

— Сам

генерал на связь со мной пока что не выходил, однако республиканский партийный босс уведомол, что генерал-гэкачепист Банников просит срочно принять его. Очевидно, хочет объявить, что власть в республике переходит в их руки. Но мы такие наскоки не «спрыймаемо». То есть, — замялся Ярчук, подыскивая необходимое слово на русском языке, — я хотел сказать: не воспринимаем.

— Однако ты все же встреться с ним.

— Сам поначалу хотел послать его, но затем подумал: «А стоит ли пороть горячку? Надо выслушать, надо высказать наше видение ситуации».

— При этом раскрути гарнизонника так, чтобы у нас была полная информация — чья это идея, кто за этим гэкачепе стоит, а главное, кто примеряет корону. В общем, ты понимаешь: нужен полный расклад сил.

— Расклад будет. Как там у вас?

— Сложно, — сипловато прохрипел Елагин. — Столица-то наша суверенной России — в Москве расположена, а не в Киеве.

— Теперь, чем дальше от Москвы, тем спокойнее, — признал Ярчук. — Время пошло такое. Впрочем, так оно было всегда.

— Ты с Русаковым не связывался?

— Пока нет. Он уже в Москве?

— Все еще в Крыму. В резиденции в Доросе. Кстати, на териритории суверенной Украины. Тонкость, Леонид Михайлович, улавливаешь?

— Сам-то ты с ним связываться пробовал?

— Не соединяют. «Президент занят и просил не беспокоить». Интересно, чем он так непробудно занят? Попробуй-ка ты соединись. Думаю, тебе будет проще, все-таки звонишь на правах хозяина республики.

— Попытаюсь, как только доберусь до кабинета, до правительственной связи. Но уверен, что именно он, Русаков, всю эту муть сивушную и затеял. Чужими руками жар загребать всегда приятнее.

Такой поворот разговора оказался для Елагина полной неожиданностью. Он натужно прокашлялся в трубку, посопел и, после недолгих раздумий, сказал:

— Допускаю, что ты прав. Скорее всего, так оно и есть. Только не спеши идти с этой версией в народ. Если сейчас мы начнем брать Русакова за жабры, он выйдет из подполья и вынужден будет открыто встать на сторогу гэкачепистов. У него попросту не будет иного выхода. Мы же тогда окажемся в еще более сложном положении.

— Поскольку это уже будет не переворот путчистов, а полномочные действия главы государства, — поддержал его мысль Ярчук.

— То-то же и оно. Нам выгоднее сейчас спасать Президента страны от гэкачепистов, представляя все дело так, будто он и в самом деле взят под домашний арест, лишен связи с Москвой и народом, изолирован, а то и вообще непонятно, жив ли. Словом, будем лепить из него образ мученика.

— А действительно, — хитровато улыбнулся в трубку Ярчук, — кто знает, что с нашим Президентом произошло на самом деле? Вы, господа гэкачеписты, сначала предъявите его народу, дайте ему возможность высказаться с трибуны перед всем миром, а тогда уже будем обсуждать создавше­еся в стране положение.