Киммерийское лето
Шрифт:
Он наискосок перебежал набережную, едва увернувшись от завизжавшей тормозами «Волги», — водитель распахнул дверцу и крикнул ему вслед срывающимся голосом: «Ты что, озверел, дура лопоухая, под колеса кидаться!!» Игнатьев, обернувшись, успокаивающе помахал рукой и подбежал к Нике — та стояла с белым лицом, приоткрыв рот и прижав ладони к груди.
— Ты с ума сошел, — сказала она, — тебя ведь чуть не задавили… я так испугалась!
— Пустяки, все обошлось, — Игнатьев счастливо рассмеялся. — Шофер обозвал
Он поцеловал ее в прохладную, пахнущую морозом щеку, снял с ее рук перчатки и стал целовать теплые ладошки, пальцы, запястья.
— Пусти, пусти, — в панике зашептала Ника, отнимая руки, — Дима, ну на нас же смотрят…
— Не на нас, а на тебя, — возразил он, — и правильно делают — я бы тоже смотрел. В Питере не часто можно увидеть такой румянец. А минуту назад ты была совсем бледная.
— Это от испуга… я ведь так испугалась, — повторила Ника. — У меня до сих пор коленки дрожат. Ты что, не видел машину.
— Я видел тебя, — объяснил Игнатьев. — Ты не представляешь, что это значит — вдруг вот так взять и увидеть.
— Почему же не представляю… я ведь тоже увидела тебя вдруг. Ой, Дима, я так рада, что мы вместе! Но я не оторвала тебя от чего-нибудь важного?
— Оторвала, и хорошо сделала. Третий день сижу над статьей, будь она проклята…
— О чем?
— Да вот об этом нашем поселении… Знаешь, я все-таки совершенно убежден, что оно чисто греческое.
— Я в этом никогда и не сомневалась, — важно сказала Ника. — Интересно, что мы найдем этим летом…
— А ничего не найдем, нам отказали в деньгах на будущий полевой сезон.
Ника ахнула.
— Как, совсем? Значит, в этом году не будет никаких экспедиций?
— Почему же, будут. Русисты, например, начинают раскапывать, Копорье… здесь, под Ленинградом.
— А нам туда нельзя?
Игнатьев рассмеялся:
— Милая моя, я ведь античник, что мне делать в средневековой крепости? А тебя в этом году я бы не взял даже в Феодосию.
— Почему? — обиженно спросила Ника. — Я что-нибудь напортила там?
— Да нет, просто тебе нужно будет готовиться к экзаменам. Не хочу пугать, но в прошлом году чуть ли не восемьдесят человек подавало документы на археологическое отделение, а приняли всего пятерых.
— Ужас, — сказала Ника беззаботно. — Так это и есть ваш институт? Красивое здание. И какое большое!
— Тут ведь три института — мы, востоковеды и еще какие-то электрики… О, смотри-ка, кто появился, — узнаешь?
— Мамай! — радостно закричала Ника. — Виктор Никола-а-а-ич! Здравствуйте!
Вышедший из подъезда Мамай, со своей бородой и в боярской шапке похожий на купца Калашникова, оглянулся, помахал рукой и степенно направился к ним.
— Приветствую вас на брегах Невы, Лягушонок, — он церемонно поцеловал Нике руку и повернулся
— Кто же ходит в баню среди рабочего дня? — изумилась Ника.
— Да не в баню, — улыбнулся Игнатьев. — БАН — это библиотека Академии наук. Исчезаем, Витя, ты прав…
— Так что, Лягушонок, — подмигнул Мамай, — ухнули наши планы купаться в Черном море?
— Да, Дмитрий Павлович мне уже сказал, — Ника вздохнула. — Ужасно жалко, в самом деле!
— А вы небось уже и купальничек какой-нибудь сверхмодный приготовили? Ну ничего, будете загорать у стен Петропавловки, тут тоже неплохо.
— Ника решила ехать в Копорье, — сказал Игнатьев.
— А что, это мысль — сплавить ее к Овчинникову. У него в отряде такие подбираются мальчики!
На углу Мамай торжественным жестом приподнял свою боярскую шапку и распрощался, сказав, что идет обедать к теще.
— Поздравляю с наступающим, Лягушонок! Встречать-то как будете, сепаратно?
— Сепаратно, — сказал Игнатьев.
— Откалываетесь, значит, от коллектива. Тогда давайте хоть на Рождество соберемся, встретим масленицу по-православному. Хорошо бы всём феодосийским отрядом, а? Лия Самойловна, правда, хворает, но «лошадиные силы» я организую — пригоню табуном…
— Ну, а у тебя какая программа? — спросил Игнатьев, когда Мамай скрылся за углом Запорожского переулка.
— Сейчас мы тоже пойдем обедать, к моей тетушке.
Игнатьев задумался.
— А она что, ждет нас вдвоем?
— Я сказала, что, может быть, придем вместе — если удастся тебя вытащить. Я ведь не знала, сможешь ли ты уйти.
— Это хорошо. Потому что, видишь ли, я, наверное, не смогу…
— Ну, Димочка!
— Правда, Никион. У меня куча дел…
— Каких дел?
— Всяких, — ответил он уклончиво. Не мог же он ей сказать, что нужно спешить приводить в порядок берлогу, да и к встрече Нового года нужно подготовиться, хотя бы купить елку. — Неужели ты думаешь, что я отказался бы, если бы мог? Просто ты застала меня врасплох — в самом деле, могла бы хоть телеграмму…
— Я хотела сделать тебе сюрприз, — жалобным голосом сказала Ника. — Глупо, конечно, я понимаю, нужно было предупредить…
— Нет, ты отлично придумала, но… В общем, ты сейчас иди обедать, а вечером мы увидимся.
— Вечером не выйдет, Дима, я обещала тетушке. Ты понимаешь, она и так обиделась, что я Новый год буду встречать не с ней, — ну, это я сумела объяснить. Но сегодня я обещала. Так что увидимся мы только завтра вечером, хорошо? А сейчас ты меня проводи. У меня еще есть время, пойдем через Летний сад, я его ни разу не видела зимой…