Кинематограф по Хичкоку
Шрифт:
Ф.Т.Совершенно верно, и это справедливо не только для фильмов саспенса. Нельзя все подчинять характерам персонажей. В каждом фильме наступает момент, когда первую скрипку должен играть сам сюжет. Вы правы, нельзя поступаться развитием сюжета по восходящей.
А.Х.Я заметил, что Вы проводите различие между фильмами ситуации и фильмами характеров. Меня всегда волновала мысль о том, смог ли бы я поставить фильм саспенса, используя нестрогую, свободную форму.
Ф.Т.Рискованное предприятие, однако проба могла бы получиться любопытной.
А.Х.Да, история "Марни" не так жестко сконструирована, как другие; ее тащат на себе герои, но мы не обошлись и без развития по восходящей. Оно было связано с главным вопросом: "Когда же преступление будет раскрыто?" Был и еще один вопрос: что же произошло с этой девушкой, почему она холодна с мужем? Это своего рода дополнительная психологическая загадка.
Ф.Т.Когда речь идет о посторонних вещах, Вы в основном снимаете нечто, что лично Вам очень близко, чем Вы, можно сказать, одержимы. Не хочу сказать, что Вы живете в мире убийств и секса, но могу предположить, что, разворачивая газету, Вы начинаете с криминальной хроники.
А.Х.Я почти никогда не читаю о преступлениях в газетах. Единственная газета, которую я вообще читаю,– лондонская "Таймс", она довольно сухая, но там попадаются смешные заметки. Несколько лет назад "Тайме" поместила статейку под названием "Рыбки отправляются в тюрьму", я прочел ее и узнал, что некто пожертвовал аквариум с рыбками в лондонскую женскую тюрьму. Самым забавным было, конечно, название. Вот ради таких вещей я и просматриваю газету.
Ф.Т.А журналы и романы Вы читаете?
А.Х.Я не читаю романов и вообще ничего художественного. В основном мое чтение состоит из биографий современников и книг о путешествиях. Я не читаю художественную литературу потому, что не могу отделаться от тайной мысли– а получится из этого кино или нет? Меня не волнует литературный стиль, за исключением, пожалуй, Сомерсета Моэма, которого я обожаю за простоту. Меня не влечет цветистая литература, вычурный стиль. У меня зрительный склад мышления, и когда я читаю детальное описание городской улицы или сельской местности, выхожу из себя. Все это я гораздо лучше показал бы с помощью камеры.
Ф.Т.Известна ли Вам "Ночь охотника"– единственный фильм, поставленный Чарльзом Лаутоном?
А.Х.Нет, я его не видел.
Ф.Т.Там был один ход, напомнивший мне Ваши фильмы. Роберт Митчем играет роль лидера странной тайной секты. На одной его руке вытатуировано слово "любовь", на другой– "ненависть". Его проповедь представляла собой своеобразное противоборство двух этих начал. Это было очень сильно. Посмотрев фильм, я подумал, что Ваши картины тоже описывают конфликт добра и зла в самых разных вариантах– подчас очень выразительных, но все же упрощенных, как бы иллюстрированных противостоянием двух рук. Вы согласны?
А.Х.Пожалуй, да. На днях мы с Вами вспомнили правило: чем лучше злодей, тем лучше фильм. Его можно перевернуть: чем сильнее зло, тем крепче фильм.
Ф.Т.А как Вы реагируете, когда Вас
А.Х.Это непростой вопрос, и я не уверен, что могу дать на него точный ответ. Я родился в католической семье и получил строгое религиозное образование. Моя жена перед вступлением в брак тоже обратилась в католичество. Не думаю, что меня можно припечатать ярлыком "католический художник", но воспитание в раннем детстве определяет жизнь человека и обуздывает инстинкты.
В нескольких фильмах– хотя это, как правило, выглядит случайным– появляется католическая церковь, а не баптистская и не лютеранская. Для "Головокружения" мне нужна была церковь с колокольней. В Калифорнии они встречаются только в католических миссиях. В этом случае выбирал не я– эта деталь пришла из романа Буало– Нарсежака. Невозможно представить, чтобы кто-нибудь прыгнул с башни современной протестантской церкви. Да, безбожником меня не назовешь, хотя я и не слишком ревностный прихожанин.
Ф.Т.Я не задумывался над этим раньше и не хочу подсказывать Вам сейчас соответствующий ответ, но мне кажется, что только католик мог бы поставить сцены с молитвой Генри Фонды в фильме "Не тот человек".
А.Х.Возможно, но, с другой стороны, следует помнить, что это итальянская семья. Сравните-ка: в Швейцарии– молочный шоколад и озера, в Италии...
Ф.Т.В Италии– папа! Я забыл, что Генри Фонда изображал итальянца. Но даже если и так, большинство Ваших фильмов независимо от национальности героев пропитано идеей первородного греха и вины.
А.Х.Как Вы можете говорить такое, когда у меня всегда в центре невинный человек, вечно пребывающий под угрозой опасности!
Ф.Т.Если Ваш герой обычно невиновен в преступлении, в котором его обвиняют, он виноват в помыслах. Возьмем, к примеру, персонаж Джеймса Стюарта в "Окне во двор". Любопытство– это не просто неприятная человеческая черта; в глазах церкви это грех.
А.Х.Это так, здесь Вы правы. Как Вы помните, одна рецензентка назвала этот фильм отвратительным из-за героя, который есть, по сути дела, вуаер. Но будь это замечание сделано еще до того, как я взялся за реализацию своего проекта, я не отказался бы от этого замысла, ибо моя любовь к кино сильнее соображений морали.
Ф.Т.А по-моему, рецензентка неправа, потому что "Окно во двор" никак нельзя обвинить в безнравственности. Его достоинство как раз в чистоте и заключается. Мы уже упоминали эпизод, в котором убийца подходит к Джеймсу Стюарту и спрашивает: "Что вам от меня нужно?" В девяти из десяти фильмов, которые Вы поставили– в сорока пяти из пятидесяти– речь идет о противоборстве добра и зла, воплощенных в конкретных персонажах. Атмосфера сгущается, становится все более мрачной, пока кто-то вдруг не решается выговориться, переступить через себя и исповедаться. Эта сложная механика задействована в структуре почти каждого Вашего фильма. Средствами ли криминального сюжета или нет– значения не имеет. Факт остается фактом: последние сорок лет Вы последовательно снимали фильмы, решающие проблемы морали.