Кинг
Шрифт:
Он отвез нас домой.
Я пел ей выдуманные колыбельные, напичканные матерными словами.
Макс проглотила целую бутылочку смеси настолько быстро, что ей приходилось останавливаться, чтобы не подавиться, и всякий раз, когда она так делала, у меня замирало сердце, но она продолжала.
Я был на чертовых нервах. Я был простым парнем, которому едва ли исполнилось двадцать, который никогда прежде не был в комнате с новорожденным. Я даже с одной и той же
И внезапно мне приходится растить эту девочку. Это был первый раз в моей жизни, когда я по-настоящему мог сказать, что был в ужасе.
Я снова заговорил с ней и напевал «Zeppelin», пока она не уснула у меня на груди.
Я прикрыл нас пледом и наблюдал, как крутятcя лопасти вентилятора, когда заметил огни через занавески передних окон.
Голубые и красные.
Оказалось, в магазине была весьма неплохая система наблюдения. Поскольку я ушел, не позвав на помощь, и не попытался потушить огонь или спасти свою мать, они арестовали меня. Выдвинули обвинения о непредумышленном убийстве и увезли меня.
Макс отправили в приемную семью, поскольку они не смогли найти Тришу. Они бы не отдали ребенка Преппи, потому что он сам был преступником, не говоря уже о том, что у него все равно не было официальной работы.
Грейс была в Джорджии, получала лечение для первой борьбы с раком на тот момент».
— Ты знаешь, что вообще случилось с Тришей?
— Нет, но если у нее достаточно мозгов, то ноги ее больше не будет в этом городе, — Кинг вздохнул. — Они забрали у меня малышку. Я пробыл ее отцом всего лишь три часа, и это были три самые лучшие часа в моей жизни. И они, бл*дь, отняли ее у меня.
— Ты до сих пор ее отец, — предположила я.
— Да, я пытался им быть, — произнес Кинг. — Пока меня не было, я делал все, что мог. Заполнял бумаги. Нанимал адвокатов. Но это ни к чему меня не привело.
— Есть что-нибудь еще, что ты можешь сделать? — спросила я. — Должно же быть. Не может же все остаться вот так.
— Осталось по крайней мере два известных мне варианта. Первый — маловероятный, — лицо Кинга засветилось грустной улыбкой. — Есть один парень, важный судья. Грязный гребаный политик. Медведь связан с ним через МК. Сенатор думает, что сможет заставить его посмотреть на происходящее с моей точки зрения и запросить опеку в мою пользу.
— Так чего ты ждешь? Сделай это! — мой крик был пропитан возбуждением.
— Это обойдется примерно в миллион, — безжизненно сказал Кинг, убивая мой растущий энтузиазм.
— Дерьмо, — выругалась я. — Миллион? Как миллион долларов?
Кинг прыснул со смеху:
— Да, щенячьи глазки, как один миллион зеленобоких, американских, гребаных долларов.
— У тебя есть такие деньги? — поинтересовалась я.
— Были, — признался Кинг. — Больше нет. Мы вложили все в нашу «бабулину» операцию. Даже если бы я продал дом, ему нужен ремонт, а это стоит денег. Рынок сейчас дерьмовый, так что, если бы я сделал это, не смог бы
— И если ты получишь опеку, тебе нужно будет куда-то ее привести, — добавила я.
— Ага, я представлял, как построю ей здесь домик на большом дубе около гаража и сделаю ей комнату из своей студии, а всю х*рню для тату уберу в гараж.
— Тогда куда пойдет Медведь? — спросила я.
— Домой! У Медведя есть комната в доме его отца и комната в клубном доме. Ему просто нравится жить в местах, где не нужно платить, — рассмеялся Кинг.
— Мне так… Так жаль по поводу всего этого, — произнесла я, когда слезы потекли по моим щекам.
Он вытер их подушечкой большого пальца.
— Не жалей, щенячьи глазки. Я никогда не буду хорошим парнем в этой истории. Я позволил своей матери сгореть заживо. Потерял свою дочь из-за того, кто я есть, и из-за дел, которые сотворил. Это дерьмо всегда будет на моих плечах. Это мое бремя.
Непосильное желание помочь Кингу вернуть свою дочь продиктовало мое решение. Я набрала полную грудь воздуха и схватила его руки, положив их себе на бедра.
— Что нам нужно сделать следующим?
— Нам?
— Ага, — я позволила слову проникнуть в его сознание. — Нам.
— Нам не нужно ничего делать. Я со всем разберусь.
— Подожди. Ты сказал, есть два варианта.
Кинг покачал головой:
— Это самый худший сценарий, и, честно, будет хреново вне зависимости от того, решусь я на него или нет. Я в любом случае не могу выиграть.
— Скажи мне, что именно тебе нужно сделать.
— Это темная стезя, и я не уверен, вернусь ли, выберав ее, — в его голосе слышалась томительная грусть, вынуждающая мое сердце болеть и надавить на него еще сильнее. — Но это самый худший выход, поэтому, если до этого дойдет, мне придется перейти Рубикон (прим.пер.: перейти Рубикон — выражение, означающее готовность к решительным действиям, сделать бесповоротный шаг, совершить решительный поступок, пройти «точку невозврата»). — Кинг посмотрел на меня неоднозначно. — Сейчас я собираюсь пустить все силы на "Бабулину Оранжерею" и посмотреть, что мы можем с нее иметь.
— Дай мне знать, если тебе понадобится помощь. Я сделаю все, что тебе нужно.
— Я запомню твои слова, — сказал Кинг, притягивая меня к себе на колени.
— Я серьезно.
— Как и я, — согласился Кинг, крепче сжимая меня. Он зарылся носом в выемку моей шеи. — Мне может понадобиться, чтобы ты ненадолго осталась с Грейс.
— Почему? С ней все в порядке? То есть… Ты знаешь, — я начала заикаться.
— Сейчас с Грейс все хорошо, но скоро здесь может начаться некоторое дерьмо, и я хочу, чтобы ты держалась от него подальше.
— Дерьмо, связанное с Айзеком? — спросила я.
— Ага, дерьмо, связанное с Айзеком. Только не переживай по этому поводу. Просто знай, если я говорю, что тебе нужно поехать и побыть с Грейс, то тебе нужно поехать и побыть с Грейс. Никаких вопросов. Никаких споров по этому поводу. Ты меня поняла?
— Я тебе поняла.
— Щенячьи глазки, мы можем поговорить позже? Я себя сейчас чувствую гребаной цыпочкой, которая выплескивает все, что накипело, — засмеялся Кинг.
— Да, мы можем поговорить позже, — ответила я.