Кино и прочее
Шрифт:
Он вынул из ножен, блеснувший на солнце булатный меч. Солнечный зайчик пробежал по бревенчатой стене боярского дома и отскочил от расшитого каменьями и жемчугами венца девушки на крыльце. Через мгновение вышел к ней Евпатий. Была на нем льняная рубаха, аксамитовая тонкого бархата безрукавка, льняные же шаровары и кожаные сапоги с острыми каблуками:
– Здравствуй, Настенька!
– Здравствуй,– она взяла его за руку.– Неужто на сечу идешь?
– Выходим с рязанским полком в Дикое поле,– кивнул Евпатий.– На княжьем
– Бросаешь меня… Не о том я думала, суженый мой. Не о проводах твоих, не о кручине девичьей.
– Настенька,– Евпатий обнял ее.– Побьем мунгалов, а как вернусь: с нашего двора в терем твой в тот же день сваты пожалуют! Люба ты мне! И всегда люба была!..
Отец с матерью смотрели на них с улыбкой.
– А мы тебя и теперь же дочкой рады назвать,– произнесла боярыня.
Евпатий выпустил Настеньку из объятия, девушка сошла с крыльца и поклонилась им в пояс:
– А я вас и теперь матушкой с батюшкой величать готова.
Евпатий тоже сошел с крыльца и поклонился отцу с матерью:
– Батюшка, матушка, прошу вашего благословления! Как вернемся с Дикого поля, прошу обвенчать меня с Настенькой!
– Вот вам наше родительское благословение!
И боярин с боярыней ответили поклоном сыну с будущей невесткой.
Челядь боярская с любопытством смотрела на них, на женских лицах вспыхивали радостные улыбки.
Такие вести скоро по белу свету разносятся. Уже к вечеру Рязань знала – к осени боярин Данила Михайлович сына оженит. Настенька была младшей дочерью рязанского боярина Вадима Даниловича Кофа. В лето одна тысяча двухсот двадцать третьего года от рождества Христова пошел ей шестнадцатый год.
На дворе князя было тесно от удальцов, стекавшихся в рязанский полк. Дружинники, носившие единый доспех, только посмеивались, встречая старых знакомых.
– А ты, Еремей Салаватович, никак татар потрепать решил?!– спрашивал одного из витязей княжеский сотник.
– Слыхал я, мунгалы бессчетно половцев разорили,– отвечал тот.– Князей сделали пастухами, женок да дочек наложницами. И пограбили куманов изрядно. Теперь склады татарские ломятся от богатств половецких! Неужто не побьем нехристей?! Неужто не отымем того, что у нас половцы уворовали?
– А я слыхал,– вступил в разговор другой из витязей,– мунгалы добычу с собой возят и не верят никому, ни товарищам, ни родичам. Такое их особое воровское и злобное племя. А десятину хану Чагонизу несут. И такой заносчивый сделался тот хан, что ни злато, ни каменья его не радуют!
– Мы и Чагониза в Диком поле отыщем!– уверенно кивнул Еремей Салаватович.– От узорочья рязанского ни один ворог не ушел!..
– Глянь-ка, сват, хоробры пожаловали,– оборвал его сотник.– Здрав буде, Булат Коловратович!– приветствовал
– Здравствуй, Иван Емельянович,– отозвался тот.
– А вот и други мои!
Сквозь толпу дружинников и охочих до ратной брани людей пробирался Добрыня Золотой пояс.
– Дай, друже, и мне глянуть на сих богатырей!– разнесся над двором голос ростовского удальца Алеши Поповича.
Саженного роста, огромный как дуб он выделялся даже среди рослых дружинников рязанского князя.
– Здрав буде, защитник земли русской!– Коловратовичи земно поклонились ростовскому богатырю.
А Алеша Попович обнял за плечи одного, другого и произнес вполголоса:
– Везу тебе, Булат Коловратович, слово приветное от батюшки. Как в былинные времена прадеды наши игоревы да олеговы ратники бились под хоругвями Господа Вседержителя, так и наш черед встать под один значок… Не успели мы до отъезда рязанской дружины. Но бог даст, нагоним и пронские, и рязанские, и муромские полки. Видит бог, не посрамим земли русской!
К ним подошел высокий статный юноша в простом шеломе, темной кольчуге и накидке дружинника ростовского князя.
– А вот и наперсник 6 мой – княжич Василий Константинович,– с улыбкой произнес Алеша Попович.– Нет ли охоты у тебя, Евпатий Коловратович, померяться с ним силушкой?
– Мне с князем делить нечего,– отозвался тот.
– Добрый ответ,– кивнул Попович.– Но я бы княжича испытал в бою с равным. Что скажешь, Булат Коловратович?
6
Наперсник – воспитанник, ученик (устар.).
– А я согласен,– неожиданно кивнул Евпатий, уже примеряясь к наперснику Поповича.
– Пусть бьются на палках,– Данила Михайлович посмотрел на сына с одобрением.– И силушку покажут. И мы потешимся.
Он помог ему снять латы. Василий Константинович тоже снял доспехи, его светлые волосы рассыпались по плечам.
– Бейтесь честно!– напутствовал их Попович.
А Добрыня Золотой пояс погрозил пальцем ростовскому княжичу:
– Берегись, Василий! Этот соколик уже оперился…
Первый удар ростовский княжич отбил с улыбкой. Палки хлестко щелкнули, словно дерево высекло искру, и противники разошлись в стороны, теперь уже прицениваясь друг к другу с осторожностью. Что тот, что другой поводил вокруг крепким шестом не длиннее древка копья. И сшиблись в лихой, скоротечной схватке.
Собравшиеся загудели как пчелы в улье. Несмотря на молодость, бойцы дрались умело и беспощадно. Редкий среди опытных воинов смог бы устоять против них.