Кино, вино и домино

Арбатова Мария Ивановна

– Да перестаньте! – капризно махнула на него рукой Печорина. – Вам, кинокритикам, лишь бы кого полить грязью! И не любила меня Фурцева, просто видела во мне такую же несчастную, невезучую бабу, которой мужчины пользовались и обманывали. А между прочим, честно о Фурцевой даже еще никто не написал. Скольких она защитила от власти? Скольким помогла и дала квартиры и звания?

– Проблема как раз в том, что она давала не тем! – воскликнул Сулейманов и не обратил внимания, что зал прыснул. – Фурцева сама писала в анкетах, что она «ткачиха из крестьян». Что она понимала в культуре? Она запросто подарила Хаммеру «Черный квадрат» Малевича из запасников Русского музея!

Он в ее глазах не представлял особой ценности! А помните, как она требовала у мхатовских стариков, чтобы они включили в спектакли артистов народных театров? Что ей тогда сказал великий Ливанов? Он сказал: «Екатерина Алексеевна, а если бы у вас была внематочная беременность, вы бы пошли к гинекологу-любителю?»

– Во-первых, я тоже из деревни и не стыжусь этого! И как вы помните, играла аристократок. И неплохо играла, судя по премиям и званиям! – выкрикнула обиженная Печорина. – Отнимать у людей право судить о культуре только потому, что они из деревни, – это…

– Дискриминация, – подсказали ей из зала.

– Это даже еще хуже, чем дискриминация! – задохнулась Печорина. – Да что вы знаете о Фурцевой? А как она велела пригнать вагон водки в Париж для актеров Большого театра, гастролировавших во Франции? Да она женщин сделала женщинами! Вы хоть знаете, что ГОСТ модели бюстгальтера в сороковые годы позволял всего одну модель? А вы знаете, что в этой модели не было вытачки? Вы сможете надеть на приличную грудь бюстгальтер без вытачки? И только жены номенклатуры шили себе на заказ или носили трофейное! Раз в пятилетку в Министерстве легкой промышленности утверждались новые детали в бюстгальтерах! Вплоть до числа пуговиц на застежке бюстгальтера! Их чуть не Политбюро утверждало!

Дамы сзади оживленно зашептались.

– Ну, я, конечно, уже имел в те годы отношения с пуговицами на этом изделии, но… – мило улыбнулся Сулейманов.

– Не ерничайте! Это Екатерина Алексеевна на заседании Политбюро сказала: «Каждая советская женщина имеет право на качественный бюстгальтер!»

Аудитория бурно зааплодировала словам Печориной.

– Именно благодаря Екатерине Алексеевне Фурцевой была открыта фабрика в Черемушках, где начали шить качественное женское белье! – Печорина махала кулаком так, словно вспомнила это жест из какой-то своей советской роли.

– Извините, в те годы ходила неприличная частушка. Я позволю себе ее процитировать, чтобы снизить пафос вокруг количества вытачек и пуговиц, – мягко сказал Сулейманов. – «Прощай, скука, прощай, грусть, я на Фурцевой женюсь, буду тискать сиськи я самые марксистския!»

Народ бухнулся в истерику.

– Зачем же так пошло? – поморщилась Печорина. – Да, у нее был непростой характер. Да, она выпивала. Но ведь все мужчины поступали по отношению к ней подло. Даже Хрущев, с которым у нее был роман и которого она спасла от отставки…

– Знаменитая туалетная история? – хмыкнул Сулейманов.

– Расскажите! Расскажите туалетную историю! – завопили молодые девушки с задних рядов, так и не понявшие, кто такая Фурцева.

– Опять какая-то гадость? Я ничего такого не знаю… – пожала плечами Печорина. – И вообще, мы уже должны смотреть отрывки из фильмов, которые я должна комментировать.

– Ну расскажите про туалетную историю! Ну пожалуйста! – кричали с задних рядов.

– Хорошо, в двух словах. Только для того, чтобы молодые знали, как мы жили! Правда, меня там не было, но мне рассказывали самые приближенные люди, – поднял бровь Сулейманов и сел в позу сказочника перед компанией детей. – Как известно, рядом с комнатой, где заседал Президиум ЦК, был только мужской туалет. Фурцевой

нужно было идти в другой отсек, в женский. Так что если она уходила, то отсутствовала очень долго. После смерти Сталина на узком заседании членов Президиума ЦК Маленков, Каганович и Молотов решили выпереть Хрущева. Когда стало ясно, что решение подготовлено и присутствующие члены ЦК проголосуют его, Фурцева выскользнула в туалет. И бегом побежала в кабинет и обзвонила кого надо. В Кремль примчались, как теперь говорят, «силовики» и сказали, что поддерживают Хрущева… Так она спасла ему трон!

– А потом в благодарность он снял ее с должности, а когда она порезала из-за этого вены, сказал: «У нее просто климакс!» – грустно добавила Печорина. – Все, теперь будем смотреть отрывки из фильмов!

Ворк-шоп удался. Ольга даже зашла в интернетный зал и открыла в поисковике фотографию Фурцевой, которую прежде представляла грубым каменным истуканом. С монитора на нее смотрела красивая, грустная и очень собранная женщина.

На пляже почти никого не было. И только вернувшись к ужину, Ольга застала в холле у рояля Шиковского, травившего байки молодым фестивальцам.

– Тоска, Оля! После вчерашнего «замерло все до рассвета»! Комедия дель арте взяла выходной! Мы ездили по окрестностям. Диво дивное! Ты была на ворк-жопе Печориной? Наслушалась, что она самая великая артистка эпохи, а мы все – греческий хор при ней? – подмигнул Шиковский; он сидел в расстегнутой пестрой рубашке и шортах, пузатый, довольный, загорелый, брызжущий энергией.

– Да нет, все сосредоточилось на фигуре Фурцевой, – возразила Ольга.

– Фурцевой? Этой гнусной бляди, сначала закатавшей в могилы тысячи людей, а потом покончившей собой? – грозно спросил Шиковский, видно, у него были свои счеты.

– Мне ее лицо в Интернете понравилось… – ответила Ольга.

– Там и с лицом, и с фигуркой удалось. И походочка была ловкая. Но боже ж ты мой, сколько же она закрыла спектаклей и фильмов!.. Мика Таривердиев называл Катьку человеком трогательной безграмотности в области культуры. А Печорина ее небось хвалила. Печорину при Фурцевой снимали круглые сутки! Это ж были ее звездные часы. – Шиковский наклонился к Ольге, изображая, что может войти Печорина и услышать. – Печорина после смерти муженька тащила в постель все подряд, как снегоуборочная машина. А потом плакала на плече у Фурцевой, что на ней никто не женится. Изображала из себя пизду-сиротку! И при всей своей актерской неталантливости оказывалась убедительной!

Девчонки вокруг залились хохотом. Застенчиво подошли супруги Голубевы. Им очень хотелось послушать, но было неудобно встать рядом с великим Шиковским. Они присели за столик, и Голубев подозвал официанта жестом, сильно диссонирующим с его остальной пластикой.

Основная пластика супругов Голубевых извинялась: «Ничего, что мы среди такой изысканной публики?», а щелканье пальцев официанту предупреждало: «Если ты не подбежал ко мне до сих пор – у тебя большие проблемы!» Ольгу это заинтересовало, она знала, что в имидже деталь всегда больше целого.

– Может быть, что-нибудь заказать? – неловко спросил Голубев сразу всех и никого.

– Пожалуй, апельсиновый сок! Со льдом! Переведите ему! – бросил через плечо Шиковский.

Голубев аж засиял от доверия:

– А вам, Ольга, позволите что-нибудь?

– Нет, спасибо, сейчас ведь будем ужинать.

Сонный официант встрепенулся и забегал вокруг Голубева, как заведенный ключиком. Мгновенно поднес Шиковскому сок, тот выпил его через трубочку и, даже не кивнув Голубеву, продолжил трепаться.