Кино, вино и домино

Арбатова Мария Ивановна

Призы раздали практически всем присутствующим, а еще и трем отсутствующим итальянским режиссерам, фильмы которых никто не смотрел.

Документалистам «слезы Картонова» вручала Ольга, немедленно заткнутая Шиковским из соображений экономии времени после первой фразы о чистоте мировой воды. Аниматорам вручал Руслан Адамов. Игровое кино награждал с трудом забравшийся на сцену, но счастливый Сулейманов.

Последней награждали Печорину за вклад в российское кино, честь и достоинство. Как полагается при таких наградах, зал встал и долго хлопал. Приз вручал

сам Картонов. И Печорина, как полагается артистке, прослезилась «от неожиданности».

Словно не предупреждала Дину в Москве:

– Если не дадите «За честь и достоинство», не поеду! Сдалось мне в мои годы за здорово живешь тащиться в итальянскую жару! Или деньгами, или призом! Иначе я еду на «Кинотавр»!

Картонов стоял на сцене в безвкусном полосатом летнем костюме и, протягивая Печориной свое детище, говорил:

– Мне особенно приятно вручать вам этот приз! Когда я получил предложение подумать о призе для фестиваля, отказался. У меня очень много работы, меня ждут монументальные проекты в десяти столицах мира! Но когда сказали, что моя скульптура окажется в ваших очаровательных ручках, я не смог отказаться!

– Хороший приз, – сказал Андрей Николаев, – нужный в хозяйстве. Капусту засолить или цыпленка табака зажарить. Жена все время мои гантели кладет! Жалко, мне такой не дали!

– А можно хрустальные слезы отодрать и на цепочке носить на шее! Очень гламурненько! – прикинула Вета.

– Лично я вообще не понимаю, как это можно держать в доме! – растерянно заметил Руслан Адамов, посасывая трубку и дожидаясь, когда можно будет уйти покурить в номер.

– Не надо так завидовать! – воскликнула Даша, поправив на груди огромную изумрудную жабу с монеткой во рту.

Заиграла громкая итальянская музыка, на сцену выскочил народный ансамбль. Он утащил танцевать и Шиковского с бабочкой, и Золотую Рыбку с кругами под глазами, и Картонова с его пафосом, и Печорину с «Землей, плачущей хрустальными слезами» в руках… Свободные танцоры спрыгнули в зал и растащили по парам и весь первый ряд, и мэра с помощниками, и всех, кто попался под руку.

Плясали в буквальном смысле до упаду, чтоб вытоптать на каменном полу все напряжение последнего дня и все недомолвки фестиваля. Ольга увернулась от мужика с волосатыми лапищами, в шляпе с пером, похожего на местного забойщика скота. И с интересом наблюдала за только что горевавшими и отчаивавшимися людьми.

У мэра было счастливое детское лицо, у Джакопо в танце подпрыгивали огромный живот и капельки пота на лысине, Медичи крепко держал в руках упругую задницу Веты, Шиковский бил профессиональную чечетку, Лиза с Диной от приближения финала скакали, как девчонки на выпускном балу, Ашот Квирикян пристроился к телу пышной итальянки, Картонов прижался к белокурой девушке в народном костюме и непонятно на каком языке убалтывал ее на ночь, Инга выкидывала коленца в своих белых сапожищах, Олеся плотоядно висела на шее у смущенного высокого молодого итальянца, Даша солидно топала в такт музыке, и жаба на ее груди подпрыгивала, как на широкой

дорожке сада, Галя оборачивалась вокруг нее, как Луна вокруг Земли, певец Массимо кружился с Наташей.

Мимо безумным галопом пронеслись прижавшиеся друг к другу щеками руководитель народного ансамбля, которого ревновала жена, и Золотая Рыбка. И Ольга узнала Золотую Рыбку только по парчовому платью, потому что в руках реального мужика она выглядела по-другому. Как лампа, которую включили.

У нее стали другие глаза, другие губы, другие щеки, другое тело. Точнее, они остались те же, но засияли изнутри. Ольга увидела наконец, что Золотая Рыбка в оправе свежих мужских рук просто суперкрасавица. Тут же с грустью вспомнила прощальный поцелуй с Ромео и вышла из зала.

Егор с Андреем Николаевым снова чинчинились в баре, Лера и Борюсик нервно шептались на диване. Руслан Адамов махнул ей из-за закрывающихся дверей лифта – он всегда исчезал с горизонта при первых тактах попсы любого сорта. Нигде не было видно и Бабушкина.

– Signora, la vostra cellofan! – закричал парень с рецепции. – Un omaggio della ditta! – И протянул огромный сверток целлофана с пупырышками и моток скотча.

– Это мне? Зачем? – удивилась Ольга.

– Una presente dalla signore Jakopo! – жестикулировал парень, пытаясь быть расслышанным сквозь громкую плясовую из зала. – Imballaggio! Dell’olio!

Ольга опять не поняла. Тогда парень начал закутываться в целлофан, тыкать себя в грудь и орать:

– Olio d’oliva! Olio!

Ровно до тех пор, пока Ольга не сложила в узор, что перед ней упаковка для оливкового масла, презентованная лично Джакопо. Пришлось тащить сверток в номер. В ее чемодане была яркая баба на чайник в расшитом жемчугом кокошнике. Ольга много ездила и всегда бросала в чемодан русские сувениры. Сейчас баба на чайник оказалась очень к месту как благодарность Джакопо.

Когда вернулась, танцующая толпа уже перебралась в ресторанный зал, официанты бегали, разливая молодое вино, а на сцене голосил Массимо. Ольга подошла к столу, за которым сидели мэр с командой и Джакопо, протянула куклу, добавив:

– Grazie mille!

Джакопо взял ее в руки, засиял, как ребенок, напялил на голову и закричал:

– Олга! Олга, ti voglio bene!

Прижал Ольгу к большому животу, расцеловал в щеки, а сидевшие за столиком зааплодировали. После чего Джакопо начал приплясывать под пение Массимо с куклой на голове.

– Он говорит, что любит тебя! – засмеялась, глядя на его па вместе со всеми, Лера.

– Объясни, что это не русский головной убор, а надевается на заварочный чайник сверху! Чтобы чай был вкуснее, – попросила Ольга.

– Джакопо никогда этого не поймет! Он же не понимает, как заваривается чай! – махнула рукой Лера. – И вообще, он уверен, что Россия – это страна где на фоне нефтяных вышек бегают медведи вперемешку с вооруженными чеченцами!

За соседним столиком Голубевы вместе с Ванькой-дворянином чертили на салфетке странные штуки, не то план дома, не то выкройку платья.