Киносценарии и повести
Шрифт:
– Спасибо, мадам. Всего хорошего.
– Заходите еще, мсье Эжен, - кивнула Жюли и вернулась к незадачливому клиенту: - У меня есть отличная идея.
– Правда?
– робко вопросил тот.
– Вы жертвуете свои деньги на одноразовые шприцы для Советского Союза!
– Я??!
– Вы. А я за это обслуживаю вас бесплатно.
– Вы??!
Последний вопрос прозвучал явно бестактно.
– Ты думаешь, - перешла Жюли "на ты", - если меня передвинули из основного состава во
– и, выставив табличку ПЕРЕРЫВ, потащила клиента по коридору.
– Подожди здесь.
Оставшийся без денег клиент с тоскливой опаскою поглядел на захлопнувшуюся дверь, за которою занимающаяся делом пара вопросительно посмотрела на Жюли.
– Деньги!
– напомнила та.
– Для России!
– На тумбочке, - не отказала, но и энтузиазма не проявила девушка.
– !преподнести десять тысяч одноразовых шприцев, приобретенных на средства докеров Марселя, - завершил речь лощеный человек, которого по внешнему виду никак нельзя было принять за докера Марселя, и, кряхтя, понес огромную коробку Кузьме Егоровичу.
Тот двинулся навстречу, а праздничная публика за накрытым столом зарукоплескала. Кузьма Егорович принял коробку и, пожалуй, тут же выронил бы ее, если б не подоспевший человек в безупречно нейтральном костюме.
– Спасибо, Равиль!
А внизу, у входа в посольство, экстравагантная, но несмотря на это, хорошенькая девица, обвешанная фотоаппаратами, пыталась прорваться вовнутрь.
– И вы смеете, находясь в свободной стране?!.
– орала на посольского, хоронящегося за ажана.
– Ваша нелояльность в освещении событий в Советском Союзе!
– в сотый раз объяснял посольский, и тут из такси выбралась, подбородком прижимая к верхней ее грани коробку поменьше, Жюли в обнимку с коробкой-двойняшкой той, что только что подарили докеры Марселя (в лице своего лощеного представителя) СССР (в лице Кузьмы Егоровича).
– Я - мадам Лекупэ!
– через голову ажана крикнула посольскому.
– Меня приглашали, - и из-за коробок неловко, но с очевидной гордостью помахала бумажкою.
– Мама!
– бросилась к Жюли корреспондентка.
– Скажи там своим! А то я устрою такой бенц!
– После своих грязных статеек ты еще смеешь?!.
– зашлась Жюли в праведном гневе и скрылась за посольскими воротами.
Вероника успела щелкнуть входящую мать и пробормотала под нос:
– Проституток пускают, а пресса!
– !от нашего небольшого коллектива полторы тысячи одноразовых шприцев, - волнуясь, произносила Жюли.
– А это, - достала маленькую коробочку, кокетливо перевязанную красной ленточкою, - пятьсот презервативов. От меня лично, - и слегка зарумянилась.
– Интересная женщина, - шепнул Кузьма Егорович Эжену, с которым мы расстались
– Кто она?
Эжен покраснел и замялся:
– Она! Она, Кузьма Егорович! Н-ну! наставница молодежи, если можно так выразиться. Из! пансиона благородных девиц.
Жюли поднесла обе коробки Кузьме Егоровичу. Тот, принимая, проникновенно глянул дарительнице в глаза.
Секретарь компартии Франции, наблюдая за сценою и стараясь не упустить с лица широкую улыбку, распекал своего секретаря:
– Провоцируете скандал?
– А как я мог отказать?
– оправдывался секретарь Секретаря.
– Активистка! член партии с пятидесятого года. Организовала сбор средств, - а Кузьма Егорович целовал Жюли ручку.
Тем временем очередной оратор успел завести прелюдию к очередному подарку:
– С неослабевающим интересом наблюдая за процессами, происходящими в Советском Союзе!
– Вот видишь!
– упрекнул Кузьма Егорович Эжена, едва Жюли отошла. Значит, есть в Париже такие женщины! Есть! Чего вас ни попросишь!
Эжен поймал смешок засекшей публичный разнос хорошенькой посольской машинистки.
– Знаете, Кузьма Егорович!
– вдруг приосанился.
– Не те времена пошли!
– Кузьма Егорович взглянул на Эжена с некоторым недоумением и чуть ли даже не с восхищением.
– Посольство великой державы не обязано разыскивать кому бы то ни было гувернанток для внучек! Даже первым лицам государства! Даже если их дети разводятся с женами!
– и Эжен бросил победный взор на машинисточку, которая давно уже занялась чем-то другим.
– Вот как?
– спросил Кузьма Егорович с усмешечкою, а Эжен уже и рад был бы отказаться от опрометчивых слов, но поезд, кажется, ушел.
Оставалось упорствовать в диссидентстве:
– Да!
– Ну-ну, - покивал Кузьма Егорович, а Равиль сделал пометку у себя в блокнотике.
Взобравшись на дерево и держась на нем неведомо как, Вероника рыскала телевиком сквозь приоткрытое окно банкетного зала.
– Господин Кропачев!
– крикнула с несильным акцентом, завидев Кузьму Егоровича.
– Правда ли, что ваш сын - лидер рок-группы, самым жестким образом настроенной против режима?
Кузьма Егорович (рядом стоял французский Секретарь) брезгливо прикрыл окно, вздохнул:
– У нас пресса тоже совершенно распоясалась, - и, взяв собеседника под локоток, продолжил конфиденциальную беседу: - Так вот, не могли б вы по своим каналам поспособствовать, чтобы!
– кивнул на Жюли, которая с повышенным достоинством и чрезвычайным изяществом пила кофе, - эта милая женщина поработала годик-другой в Москве. Для меня лично.
Французский Секретарь постарался сдержать на лице изумление: