Кинжал всевластия
Шрифт:
Игорь взял у нее из рук пакет и сказал, что проводит домой, а не то при такой погоде Катя снова куда-нибудь вляпается. Сказал спокойно, твердо, по-хозяйски взял Катю под руку и повел. Она не сопротивлялась, пораженная новым, незнакомым ей чувством – чувством защищенности. Сильный мужчина крепко держал ее за локоть, и Катя тотчас уверилась, что с ней ничего не случится.
Чувство было непривычное – твердое, надежное плечо, к которому можно прижаться, широкая спина, за которую можно спрятаться от ледяного ветра, сильные мужские руки, которые защитят, уберегут, отведут
Раньше Катя такого никогда не испытывала. Не было у нее в детстве никого родного и сильного, никто не поднимал маленькую Катю в воздух, не держал крепко, не прижимался колючей щекой. Ничья рука не придерживала сзади детский велосипед, и летом на озере никто не говорил твердо: «Хватит, дочка, на мелком месте бултыхаться, давай-ка учиться плавать…»
Чувство было незнакомым, но очень сильным и волнующим, все Катино существо прониклось им, от макушки до пяток, она даже вздрогнула.
– Ты замерзла? – Игорь заглянул ей в глаза и потянул в ближайшее кафе.
Они ели пиццу – такую острую и горячую, что Катя не разобрала, что там в ней положено, и пили пиво. Игорь скупо рассказал про себя – развелся с женой, теперь снимает квартиру, работает в авторемонтной мастерской. Катя слегка опьянела – не от стакана пива, а от сытости, тепла и яркого света, разговорилась и, кажется, наболтала Игорю лишнее. Во всяком случае, он поглядел на нее внимательнее и придвинул свой стул гораздо ближе.
Снова пронзило ее незнакомое чувство – близости налитого силой крупного мужского тела, на этот раз Катя не успела осознать, нравится ей это или нет.
Дома на табуретке у входной двери сидела мама. Увидев Катю – румяную, оживленную, с блестящими глазами, она привычно схватилась за сердце.
– Где ты была так долго? До химчистки от нас два шага…
– Знакомого встретила, – буркнула Катя, – могу я в выходной отдохнуть?
Мама так удивилась, что не нашлась что сказать, а Катя поскорее скрылась в ванной.
Игорь позвонил на следующий день и позвал в кино.
«Не будь дурой, – сказал дядька, – не вываливай сразу матери всю правду».
И Катя с легкой душой наврала маме, что начальница велела задержаться на работе. А потом был семинар по книгохранению, потом – учет фондов, потом – местная командировка в филиал.
Они встречались у Игоря на съемной квартире – жуткой, вечно неубранной халабуде, где все краны текли, все двери противно скрипели, все розетки были выворочены с корнем, а от дивана невыносимо несло клопомором.
Катя сама удивилась, как быстро было покончено с ее застарелым девичеством. Ничего особенного не случилось, некоторые неприятные ощущения вначале и никакого неземного блаженства потом. Игорь, однако, ничего не говорил, стало быть, она вела себя правильно. Катя отгоняла от себя плохие мысли, надеясь, что со временем ее холодность пройдет.
Время шло, мама, разумеется, догадалась, что у Кати кто-то появился. Она порывалась начать разговор, но Катя очень ловко уклонялась от расспросов и сама себе удивлялась – откуда только что взялось? С детства она была тихой, послушной девочкой. Честной и правдивой, врать
А он этого хотел, что, несомненно, говорило в его пользу. И однажды просто явился к ним – незваный, с бутылкой недорогого вина и коробкой конфет.
Катя услышала его голос в домофоне и обомлела. Но не могла же она не открыть дверь!
Мама, надо сказать, восприняла неожиданный визит довольно спокойно – все же за годы работы в школе она ко многому привыкла. Кате же весь вечер было ужасно стыдно, что не смогла заранее подготовить мать, что Игорь пришел неожиданно, и стол накрыт бедновато, так как в холодильнике не оказалось ничего про запас, никаких вкусностей и деликатесов, да и рюмки разномастные, и чайный сервиз в каких-то жутких аляповатых цветочках. Сервиз был хоть и новый, но морально устаревший, из тех, что дарили маме когда-то в школе на Восьмое марта и День учителя.
Игорь напрашивался ночевать, но, увидев на лице Кати откровенный ужас, оставил свои попытки и ушел, причем в зеркале она видела, как сердито блеснули его глаза.
Маме позвонили из собеса и предложили путевку в санаторий. Обычно она отказывалась, но в данном случае речь шла об очень хорошем кардиологическом санатории. Путевка освободилась случайно – кому-то там стало плохо, человек никак не мог поехать, и мама согласилась. На сборы дали всего два дня, и Катя не успела опомниться, как мама уехала. Игорь взял у товарища машину, и они отвезли маму в Репино, санаторий стоял прямо на берегу залива.
Вернулись прямо к Кате, поужинали, выпили бутылку вина – с новосельем! – сказал Игорь, посмотрели телевизор и легли.
Дома Кате стало еще хуже, чем на съемной квартире. Никак не укладывалось в голове, что в ее комнате, привычной с детства, в ее постели находится чужой, большой и сильный мужчина. Да что там в голове, все ее существо никак не могло с этим примириться! Тело отказывалось отвечать на его прикосновения. Кате было неприятно и неудобно чувствовать его рядом – нетерпеливого, пахнущего крепким мужским потом. Катя не спала полночи, стараясь устроиться поудобнее, встала с больной головой и черными синяками под глазами.
«Это оттого, что диван узкий, – сказал Игорь, выслушав наутро ее жалобы, – надо купить широкую кровать. Я люблю, чтобы пошире, этакий сексодром!»
Катя представила, что в ее небольшой, опрятной комнате с фотографиями на стенах, письменным столом, процарапанным ею еще в школе, и книжным стеллажом будет стоять широченное полированное страшилище, покрытое ярким турецким покрывалом в крупных бесстыжих цветах, и ужаснулась. Кроме всего прочего, никакой сексодром сюда просто не влезет!
Игорь вел себя в квартире как хозяин. Он ходил по комнатам в трусах, разбрасывал в ванной грязные носки, без стеснения трогал вещи. И брезгливо морщился, когда ставил обратно. Катя видела всю обстановку его глазами, и ей становилось стыдно за штопанный мамой плед на диване, проеденные жучком рамки для фотографий, старый книжный шкаф с разбитым стеклом на дверце.