Кинжалы Джезма

Говард Роберт Ирвин

— Огненный нож! — выдохнул Кобад Шах. — То же самое оружие, что погубило короля Вендии и короля Турана!

— Знак Прячущихся, — пробормотал Готарза, беспокойно глядя на угрожающий символ ужасного культа.

Во дворце поднялся шум. Люди спускались по коридору и кричали, пытаясь выяснить, что произошло.

— Закрой дверь! — воскликнул король. — Не впускай сюда никого, кроме дворецкого!

— Но вам может понадобиться доктор, ваше величество, — возразил офицер. — Эти раны не смертельны сами по

себе, но кинжал мог быть отравлен.

— Нет, не зови никого! Любой из них может оказаться на службе моих врагов. Асура! Езмиты решили меня погубить! — Все произошедшее поколебало мужество короля. — Кто может воевать против кинжала в темноте, змей под ногами, яда в винном кубке? Есть этот западный варвар, Конан… Но нет, после того, как он отказался выполнить мою команду, даже на него нельзя положиться. Впусти дворецкого внутрь, Готарза.

Когда офицер впустил крепкого служащего, король спросил:

— Какие новости, Бардия?

— О, сир, что произошло? Это…

— Не думай о том, что произошло со мной. Я вижу по твоим глазам, что у тебя есть новости. Что тебе известно?

— Казаки с Конаном уехали из города. Он сказал охране Северных Ворот, что они едут по твоему приказу за Балашем.

— Хорошо. Возможно этот парень раскаялся в своей дерзости. Что еще?

— Информатор Хакамани перехватил Конана на пути домой, но тот убил одного из его людей и скрылся.

— Это хорошо. Отзови Хакамани, пока мы не узнаем чем собирается заняться Конан в своем походе. Что-нибудь еще?

— Одна из твоих женщин, Нанайя, дочь Куджалы, сбежала из дворца. Мы нашли веревку, по которой она спустилась.

Кобад Шах взревел.

— Она наверняка ушла с Конаном! Слишком много всего для простого совпадения. И он должно быть объединился с Прячущимися! Иначе зачем ему пытаться погубить меня сразу после того, как я поссорился с ним. Он сразу после беседы со мной послал этого езмита, чтобы убить меня. Готарза, поднимай королевскую гвардию. Скачи за козаками и принеси мне голову Конана или расплатишься своей собственной! Возьми по крайней мере пятьсот человек, так как этот варвар хитрый, свирепый и не любит, чтобы с ним шутили.

Когда Готарза поспешно вышел из комнаты, король простонал:

— Теперь Бардия, позови этого кровососа. В моих венах горит огонь. Готарза был прав; кинжал должно быть отравлен.

Через три дня после поспешного исчезновения из Аншана Конан сидел скрестив ноги у тропы, которая петляла по скалистому гребню и заканчивалась крутым спуском к кушафской деревушке.

— Я заслонил тебя от смерти, — сказал он человеку, сидевшему напротив него, — как сделал и ты, когда твои горные волки собирались перерезать нас.

Человек задумчиво подергал себя за бороду. Он был широкий и сильный, с пробивающейся сединой на

волосах. Широкий пояс ощетинился рукоятками ножа и кинжала. Это был Балаш, руководитель кушафских племен и владыка Кушафа и соседних деревень. Он ответил спокойно:

— Боги благоприятствуют тебе! Как иначе человек может преодолеть место, где он должен был бы умереть.

— Человек может или драться или убегать, а не сидеть на скале, как яблоко на дереве, ожидая пока его собьют. Если ты хочешь восстановить мир с королем, тебе нужно отправляться в Аншан…

— У меня слишком много врагов при дворе. В Аншане король прислушавшись к их лжи подвесит меня в железной клетке на съедение грифам. Нет, я не пойду.

— Тогда возьми своих людей и переберись жить в другие места. В этих горах есть много мест, где даже король не сможет тебя достать.

Балаш глянул вниз со скалистого спуска на группу грязно-каменных башен, поднимавшихся над стеной, окружавшей город. Его тонкие ноздри расширились, а в глазах зажегся темный огонь, как у орла, осматривающего свое гнездо.

— Нет, ради Асуры! Мой клан правит Кушафом со времен Бахрама. Пусть король правит В Аншане, а этот город мой.

— Король будет править и Кушафом, — проворчал Тубал, сидевший на корточках за Конаном с заморийцем Хаттусасом.

Балаш посмотрел в другую сторону, туда, где тропа исчезала на востоке между торчащих скал. На этих скалах развевались на ветру полоски белой одежды лучников и метателей дротиков, которые охраняли проход днем и ночью.

— Пусть приходит, — сказал Балаш. — Мы удерживаем все проходы.

— Он приведет десять тысяч человек, тяжело вооруженных, с катапультами и другими осадными механизмами, — сказал Конан. — Он сожжет Кушаф и принесет твою голову в Аншан.

— Чему быть, тому не миновать, — сказал Балаш.

Конан подавил поднимающуюся злость на фатализм этого народа. Каждый инстинкт его деятельной натуры возражал против этой инертной философии. Но они по-видимому зашли в тупик в своем разговоре и он ничего не сказал, а уселся, наблюдая за западными скалами, где висело солнце, огненный шар в остром, ветреном небе.

Балаш, махнув рукой, изменил тему разговора.

— Конан, здесь есть нечто, что я хочу тебе показать. Внизу, в той разрушенной хижине за стеной лежит мертвый человек, каких мы никогда не видели в Кушафе. Даже мертвый, он странный и зловещий. Я думаю, что он совсем не настоящий человек, а демон. Идем.

Он повел их по крутому спуску вниз к лачуге, объясняя по пути:

— Мои воины наткнулись на него, лежащего у подножия утеса, словно он упал или был сброшен с вершины. Я приказал им перенести его сюда, но он умер по дороге, бормоча что-то на чужом языке. Они думали, что это был демон, и у них есть на то основания.