Киппс
Шрифт:
Они могут взять свое, представив ему чудовищный, непомерный счет.
А вдруг они потребуют больше, чем у него есть при себе?
У клерка физиономия премерзкая, такому обмануть нерешительного человека — одно удовольствие.
Тут он заметил какого-то служащего, который приложил к форменной фуражке два пальца, и машинально протянул ему шиллинг, но его уже брала досада. Нешуточный расход эти чаевые!
Если отель и вправду представит непомерный счет, что тогда делать? Отказаться платить? Устроить скандал?
Но где ж ему справиться со всеми этими толпами в ливреях бутылочного цвета?..
Около семи Киппс вышел из отеля, долго гулял и наконец поужинал в дешевом
Когда Киппс объявил портье, что уезжает, в его голосе звучала горечь.
— Я желаю съехать, — сказал Киппс и со страхом перевел дух. — Покажите-ка, чего там в моем счете.
— Завтрак один? — осведомился клерк.
— А по-вашему, я что, по два завтрака съедаю?
Отъезжая, Киппс с горящим лицом и обидой в душе лихорадочно раздавал чаевые всем встречным и поперечным, оделил и рассеянного торговца бриллиантами из Южной Африки, который ожидал в вестибюле свою супругу. Извозчику, отвезшему его на вокзал Черинг-Кросс, Киппс дал четыре шиллинга — никакой мелочи у него уже не осталось, — хотя предпочел бы удавить его. И тут же, экономии ради, отказался от услуг носильщика и ожесточенно потащил по перрону свой чемодан.
8. Киппс вступает в свет
Киппс покорился неумолимой судьбе и решил явиться на чай с анаграммами.
По крайней мере он встретится с Элен на людях, так будет легче выдержать трудную минуту объяснений насчет его неожиданной прогулки в Лондон. Они не виделись со дня его злополучной поездки в Нью-Ромней. Он обручен с Элен, он должен будет жениться на ней — и чем скорее они увидятся, тем лучше. Когда он как следует поразмыслил, все его головокружительные планы — заделаться социалистом, бросить вызов всему миру и навсегда махнуть рукой на всякие визиты — рассыпались в прах. Нет, Элен ничего подобного не допустит. Что же касается анаграмм, — выше головы все равно не прыгнешь, но стараться он будет изо всех сил. Все, что произошло в Королевском Гранд-отеле, все, что произошло в Нью-Ромней, он похоронит в своей памяти и примется сызнова налаживать свое положение в обществе. Энн, Баггинс, Читтерлоу — все они в трезвом свете дня, проникавшем в поезд, увозивший его из Лондона в Фолкстон, снова стали на свое место, все они теперь не ровня ему и должны навсегда уйти из его мира. Вот только с Энн очень неловко вышло, неловко и жалко. Киппс задумался об Энн, но потом вспомнил про чай с анаграммами. Если посчастливится увидеть сегодня вечером Филина, может, удастся уговорить его, и он как-нибудь выручит, что-нибудь присоветует. И Киппс принялся думать, как бы это устроить. Речь идет, конечно, не о недостойном джентльмена обмане, а только о небольшой мистификации. Филину ведь ничего не стоит намекнуть ему, как решить одну или две анаграммы, — этого, конечно, мало, чтобы выиграть приз, но вполне достаточно, чтобы не опозориться. А если это не удастся, можно прикинуться шутником
Наряд, в котором Киппс явился на чаепитие с анаграммами, сочетал в себе строгость вечернего костюма с некоторой небрежностью в духе приморского курорта — не самый парадный костюм, но и не будничный. Первый упрек Элен прочно засел у него в памяти. Он надел сюртук, но смягчил его строгость панамой романтической формы с черной лентой; выбрал серые перчатки, но для смягчения — коричневые башмаки на пуговицах. Единственный мужчина, кроме него и особ духовного звания, — новый доктор, с очень хорошенькой женой, — явился в полном параде. Филина не было.
Подходя к двери миссис Биндон Боттинг, Киппс был слегка бледен, но вполне владел собой. Он переждал других, а потом и сам вошел храбро — как подобает мужчине. Дверь отворилась, и перед ним предстала… Энн!
В глубине, за дверью с портьерой, отделявшей прихожую от комнат, скрытая огромным папоротником в искусно разрисованном вазоне, мисс Боттинг-старшая беседовала с двумя гостями; и оттуда же, из глубины, доносилось дамское щебетанье…
И Энн и Киппс были так поражены, что даже не поздоровались, хотя расстались они в прошлый раз очень сердечно. Но сейчас у обоих нервы и без того были до крайности напряжены: оба опасались, что им не по силам окажется эта задача — чай с анаграммами.
— Господи! — только и воскликнула Энн; однако тут же вспомнила о всевидящем оке мисс Боттинг и овладела собой. Она отчаянно побледнела, но машинально приняла шляпу Киппса, а он уже тем временем снимал перчатки.
— Энн, — прошептал он и прибавил: — Это ж надо!
Мисс Боттинг-старшая помнила, что Киппс из тех гостей, которых хозяйке дома следует опекать, и пошла ему навстречу, готовясь пустить в ход все свое обаяние.
— Как мило, что вы пришли, ах, как мило, — говорила она. — Ужасно трудно зазвать в гости интересных мужчин!
Она поволокла ошеломленного, что-то бормочущего Киппса в гостиную, и там он столкнулся с Элен — она была в какой-то незнакомой шляпке и сама показалась ему какой-то незнакомой, словно он не видел ее тысячу лет.
К изумлению Киппса, Элен словно бы нисколько не сердилась за его поездку в Лондон. Она протянула ему свою красивую руку и ободряюще улыбнулась.
— Все-таки не убоялись анаграмм? — сказала она.
К ним подошла вторая мисс Боттинг, держа в руках листки с какими-то таинственными надписями.
— Возьмите анаграмму, — сказала она, — возьмите анаграмму. — И смело приколола один листок к лацкану Киппсова сюртука.
На листке было выведено «Ксивп», и Киппс с самого начала заподозрил, что это анаграмма — «Квипс». Кроме того, мисс Боттинг вручила ему карточку, похожую на театральную программу, с которой свисал карандашик. Киппс и оглянуться не успел, как его представили нескольким гостям, и вдруг очутился в углу, рядом с низенькой особой в огромной шляпе, причем сия леди, точно мелкими камушками, забрасывала его пустопорожними светскими фразами, — он не успевал ни ловить их, ни отвечать.
— Ужасная жара, — говорила дама. — Просто ужасная… Все лето жара… Поразительный год… Теперь все годы поразительные… право, не знаю, что же это будет дальше. Вы согласны, мистер Киппс?
— Оно, конечно, — ответил Киппс и подумал: «Где-то сейчас Энн? Все еще в прихожей? Энн!»
Нечего было глазеть на нее, как баран на новые ворота, и делать вид, будто он с ней незнаком. Это неправильно. Да, но что же правильно?
Маленькая леди в огромной шляпе швырнула новую пригоршню камушков.