Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.10
Шрифт:
– Правильно, – согласилась Верка, а потом сказала: – Папаня, вставай, пора на поезд!
Папаня только застонал в ответ.
Нет, он далеко. В собственном раю.
А может быть, по-другому попробовать?
Верка наклонилась к Папане, стараясь не дышать – так от него несло перегаром.
– Папаня, кто такая Оксана? – громко спросила она.
– Уйди, – пробормотал Папаня и отмахнулся, как от комара.
– Кто такая Оксана?
– Оксаночку не тронь.
–
Но больше ничего от Папани добиться не удалось.
И тогда они пошли к Верке. Хорошо, что она сапоги резиновые надела. Пусть на пять размеров больше, зато высокие, крапива не доберется.
– Я пойду Катьку доить, – сказала Верка. – А вы делайте, что хотите.
– Я при свете дня еще разок посмотрю, – сказал Олег.
Верка пошла к себе следом за Олегом.
Две комнаты. Большая общая и маленькая, в которой Верка спала.
Конечно, большая комната была бедной – с чего ей быть богатой? – но все-таки здесь жила женщина, и потому комната не была складом мебели, а на обеденном столе даже скатерть лежала. У стены громоздился на львиных лапах буфет с застекленными полками в частых переплетах. На них когда-то стоял сервиз, может быть, даже дореволюционный, а теперь стоят только чашки, по одной из разных сервизов. Смешно! Ниже выдвигались ящики для вилок и ножей. Их открывали ночью. Кое-что выронили на пол, а закрывать не стали – грабители!
От дверей было видно открытое окно в сад, через которое ночью выскочила Верка. На подоконнике стояла курица и кудахтала, словно постукивала шариком в горле. Потом курица спрыгнула на пол и деловито пошла по комнате, склонив голову набок, чтобы лучше выслеживать червяков.
На полу лежал большой, вытертый посередине ковер. Узор можно было разглядеть только у стен и дивана, где меньше ходили. На ковре между диваном и столом валялись книжки, упавшие с полки, и осколки чашки. Надо бы убрать, но Верка была как избитая – плохая выдалась ночь.
Олег присел на корточки и стал водить по полу носом, как Шерлок Холмс какой-то. Что он искал? Следы собаки Баскервилей? А может, он сам раньше служил разыскной собакой?
– Да ничего они не забыли! – сказала Верка. – Убежали со всех ног.
– Именно потому, что со всех ног, – откликнулся Олег, – они и могли что-то оставить. А мы ведь даже не знаем, отыскали они нужный ключ или не успели. И от чего он был, мы не знаем. А куда делся первый ключ? Понимаешь, сколько вопросов?
Верка только вздохнула. Не ее ума дело. Бояться надоело, а смеяться не над чем.
– Я пошла Катьку доить, – сказала она. – А то собираться пора, электричку пропущу.
– Иди, а я подумаю, к чему
– А сами не подозреваете? – Верка сделала вид, что она совсем дурочка. Но Олег почуял неладное в ее тоне и быстро ответил:
– Зою Космодемьянскую помнишь?
– Ее немцы повесили? Она диверсантка была.
– Молодец. А когда она на задание уходила, ей начальник сказал: подробности я тебе не скажу. Чем меньше будешь знать, тем меньше выдашь на допросе. Вот она и не выдала ничего, и героиней стала, потому что ничего не знала. Хотела бы сказать, да нечего. Это и твоя судьба, моя деточка.
– Я не деточка.
– Иди к своей Катьке. Она уже охрипла.
Верка доила Катьку и думала о взрослых.
Они, как правило, хуже детей, потому что дети врут о простых вещах и ради простых вещей. А взрослые порой врут так сложно, что сами уже не знают, с чего начали и чего хотят. Доверять им нельзя. Никому. Даже если они тебе улыбаются и делают вид, что хотят тебя защитить. А ты приглядись и сообрази, что же им на самом деле от тебя нужно.
Хоть опять шел дождик и солнца не было, но когда детеныш вошел в сарай, Верка его сразу почуяла и обернулась.
Детеныш стоял в дверях, подпрыгивал, и на его красной шапочке качался белый помпон. Как будто это не человек, а гном. А вот сандалики детские, девчачьи, из детского садика.
– Верка, – прошептал детеныш, – я тебе зонтик принесла. Мне матка дала. Дождь идет, вредно с голой головой ходить, вши заведутся.
Он засмеялся, как закашлялся.
Казалось бы, враг, нелюдь, бежать от него надо или кинуть кирпичом, а Верка и сама не хотела, а спросила:
– Ты мальчик или девочка?
– Не догадалась? – Смех у детеныша был женский, взрослый. – И не догадаешься, потому что это не имеет значения.
– Уходи, – сказала Верка. – А то я Олега Владиславовича позову.
– Ты от него подальше держись, – сказал детеныш. – Ему недолго жить осталось, а смерть его будет ужасной.
– Олег!
– Стой! Помолчи. Скажи, где Оксана? Куда вы Оксану дели?
– Олег Владиславович, ловите ее!
– Ах ты, мразь горячая! – Детеныш ткнул в Верку зонтиком. Зонтик был странным. Верке показалось, что у детеныша в лапке блеснула длинная сабля. Верка отшатнулась и от страха плеснула в него молоком из банки. Детеныш взвизгнул и кинулся прочь. Тут же Верка услышала голос Олега:
– Ты где, Вера? С тобой все в порядке? Это ты кричала?
Видно, он заметил убегавшего детеныша, потому что голос его изменился. Он закричал:
– Стой! Стой, кому говорю! Ты куда, поганец?