Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.13
Шрифт:
Так что сидел Удалов у телевизора, но сериалом не интересовался, а читал оттиск статьи известного ихтиоветеринара Ивана Шлотфельдта из Ганновера о физиологических особенностях русских русалок, которых он имел счастье изучать в позапрошлом году в озере Копенгаген в окрестностях русского города Гросс Гусляр.
Что-то смущало Корнелия Ивановича. Он никак не мог сформулировать беспокойства и продолжал читать так внимательно, что не услышал прихода старухи Ложкиной.
Зато, когда Ксения ворвалась в комнату, потрясая поварешкой, он сразу догадался,
– Где ты эту голую прячешь? – кричала Ксения. – А ну покажи!
С криками и неправомерными действиями Ксения обыскала Удалова, залезла в чулан, под кровать, а когда не нашла, вместо того чтобы выслушать мужа, стала рыдать и собирать вещи, чтобы отъехать к покойной маме, раз жизнь с садистом и развратником не удалась.
Только когда весь завод в Ксении кончился, Удалов решил рассказать жене о находке Минца, но не посмел. Может, и к лучшему. А то бы она помчалась к Минцу с проверкой и вступила бы с русалкой в рукопашную.
Так что никто не потревожил более профессора Минца, который остался один на один с девушкой из реки.
И чем дольше он с ней оставался, тем тревожнее ему было на душе.
Девушка приклеилась к телевизору и даже взвизгивала, когда в американском боевике бились автомобили до последнего пассажира.
Но обратно в реку она не просилась, к тому же бесчеловечно было бы ее туда отправить.
Ближе к ночи, когда, поужинав, русалка задремала на диване, красиво согнув ножки в коленях и подтянув коленки к подбородку, позвонил междугородный.
– Герр Минц? – спросил голос с легким немецким акцентом. – Я вас беспокою по просьбе моего друга Корнелия. В Германии стало известно, что вы поймали русалку. Как вы относитесь к передаче этой редкой особи на исследование в институт Генетикфишвизеншафт имени Готфрида Ленца?
– Мне это не приходило в голову, – ответил Минц, непроизвольно любуясь чертами милого лица незнакомки.
– Я имею намерение вас официально предупредить, что в 1872 году в деревне Реберсдорф в герцогстве Ангальт-Цербст некая русалка по имени Маргарита выиграла процесс о поддержании незаконных детей у местного пастора Шлага. По двести талеров в год на ребенка.
– Это справедливо… Кстати, а сколько это будет в рублях?
– Послушайте, сумасшедший старик! Неужели ваш друг Корнелий Удалов не поставил вас в известность о том, что средняя русалка несет одновременно от пятидесяти до шестисот сорока икринок, из каждой икринки выводится прожорливый и подвижный малек женского пола, точно повторяющий черты своего сухопутного отца?
– О нет!
– Неужели вы не слышали про мальков Миши Стендаля, который имел неосторожность полюбить русалку в озере Копенгаген и до сих пор половину зарплаты отдает на алименты?
– О нет! – воскликнул Минц еще громче.
– Не кричи, пожалуйста, – откликнулась русалка. – Если ты спать не хочешь, то подумай о других. Я же небось отравленная!
– Простите, – сказал
– Вы отдаете нам русалку? – настаивал немецкий ихтиолог.
– Только попробуй, – сказала русалка, которая, оказывается, все слышала.
– Перезвоните мне завтра, – попросил Минц. Теперь ему стало все ясно.
Положив трубку, он подошел к дивану. Русалка смотрела на него спокойно, но призывно и часто дышала.
– Пожалуйста, – сказал Минц. – У меня возраст не тот.
– Как излагаешь, дядечка! – издевательски откликнулась русалка.
– Поэтому я буду спать на кухне. Для твоего же блага.
– Ты что, храпишь, что ли?
– Почему храплю?
– А почему ты в другую комнату убегаешь для моего блaгa?
– У тебя есть девичья честь?
– Ах вот ты о чем заговорил! А я-то думала, что не будешь ко мне приставать со своими старческими ласками!
Нет, она над ним издевалась!
Русалка потеряла в глазах Минца свою девичью привлекательность. Он достал из шкафа комплект белья и кинул ей на диван, а сам отправился на кухню сооружать себе ночлег на раскладушке.
– Никуда ты от меня не денешься, – сказала из комнаты девица.
Но Минц знал, как спасется от возможных поползновений. Как чужих, так и своих – ведь он не был уверен, сможет ли устоять от соблазна, когда погаснет свет.
Память и находчивость выручили Льва Христофоровича. Пока русалка плескалась в ванне, он залез на антресоли, где лежали ненужные вещи, которые было жалко выкинуть.
Подобно сумасшедшему кроту, он закопался в переплетении лыжных палок, елочных игрушек, помятых самоваров, дырявых кастрюль, портативных центрифуг, манометров и анемометров, рваных пакетов из-под реактивов и прочих отбросов гуслярского гения.
И вот – о везение! – рука Минца натолкнулась на странную вещь – подарок археолога Янина. Несколько лет назад в Новгороде был раскопан склад поясов верности, завезенных ганзейскими купцами, которые полагали, что склонные к домострою русские люди тут же облачат в эту гадость жен на время своих деловых отлучек. Но не тут-то было. Русские бабы оказались выше подозрений, и пояса верности – изобретение европейского ума, порождение культа Прекрасной дамы и Крестовых походов – остались ржаветь в сарае, пока о них вовсе не забыли.
С поясом в руке Минц спустился в комнату, вытер его тряпкой, смазал на кухне оливковым маслом. Пояс верности был схож со спинным панцирем гигантского муравья, в узкой перемычке были дырочки для естественных потребностей.
Не думайте, что Минц намеревался украсить этим варварским изобретением мужского шовинизма свою гостью. Нет, он сам пошел на жертву.
Прекрасная дама имела талию, а Минц давно уже ее лишился. С натугой Минц застегнул пояс и, втянув живот, замкнул его ключиком. Потом выкинул ключик за окно, в крапиву, полагая, что если его ночью прихватит желание, ключика в крапиве ему не отыскать. Так что он спасет русалку от бесчестья, а себя – от разорения.