Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.17
Шрифт:
Эта история имела место восемьсот лет назад, и ей не верят даже Макдональдсы.
Но тем не менее у острова такая дурная слава, что Кармайклы просто отчаялись.
Сначала они хотели устроить там базу отдыха для скалолазов. Но скалолазы отказались, потому что они не умеют плавать по морю, а иначе на остров не попадешь. Кармайклы сказали: «Возьмите флаер». А скалолазы возразили: «На ваших скалах живут такие злобные бакланы и чайки, которые высиживают там птенцов, что они заклюют любого скалолаза и не поморщатся».
Потом Кармайклы
Тогда Кармайклы махнули рукой на свой замок и стали разводить овощи для туристов на берегу реки Клайд. А свитера из шерсти овечек прославили Кармайклов на весь Эдинбург.
И тут пришел Рони Робинсон со своей идеей.
Рони Робинсон работает в Институте палеогенетики.
Этот институт трудится над изучением генов наших предков, а также древних вымерших животных.
Если вы что-нибудь забыли, давайте вспомним.
Любой организм состоит из клеток. И арбуз, и динозавр, и комар. В каждой клетке спрятаны гены. А в генах записаны все особенности организма.
Представьте себе: в арбузе или комаре есть миллион клеток. И в каждой такой клетке лежит что-то вроде магнитофонной ленты, а на ленте записано, какого цвета у комара ножки, есть ли у него прыщик на левом ухе, как он ходит и летает.
Еще сто лет назад в конце XX века ученые научились читать эти записи. И не только читать, но и копировать. Была бы клетка, был бы ген, а уж скопировать его мы сможем!
Это называлось клонированием. То есть берется клетка, и по имеющейся в ней информации строится точно такая же клетка.
Был комар – стало два комара!
Был арбуз – стало два одинаковых арбуза.
Была овечка Долли – и появилась у нее близняшка Полли.
Как вы знаете, любой живой организм скопировать нетрудно, даже внести в него изменения можно. И это называется генной инженерией.
Раньше инженеры имели дело со станками и кирпичами, а теперь с овечками или слонами.
Людей копировать, конечно, запрещается. На этот случай есть строгие законы, которые, правда, иногда нарушаются, потому что всегда найдутся люди, которым выгодно их нарушать.
В Институте палеогенетики давно уже изучают гены животных, которые вымерли, исчезли с лица Земли миллионы или тысячи лет назад. Там стараются понять, какими были гены в то время, пытаются их прочесть и расшифровать.
Долго бились над этой проблемой.
И вот – получилось!
В институте прочли ген мамонта, а потом и повторили его. Да так повторили, что вырастили из одной клетки
С мамонтом все просто – от него сохраняются бивни. Находят его шерсть и даже целые замерзшие туши. А как быть с древним динозавром? Если и отыщешь его кость, окажется, что ей сто миллионов лет!
Но и с этими трудностями справились.
Сначала палеогенетики отправились в Институт времени и попросили пустить их в мезозойскую эру или еще дальше – к самому началу жизни на Земле. И оттуда они стали привозить скорлупки яиц ящеров, крылья бабочек, клочки шкур змей, которые те сбрасывали, меняя кожу.
Вернувшись домой, палеогенетики попытались выделить из своих трофеев гены, а потом, когда это удалось, вырастить вымерших животных в лаборатории.
Сначала они вывели маленького ящера, размером с письменный стол. Он получился верткий, шустрый, нахальный и прожорливый. Причем ему было все равно, что есть – батон хлеба, торт, который молодые специалисты испекли на день рождения главного бухгалтера, любимую трость директора института или черепаху Годзиллу, которая жила в институте уже двадцать лет и никому не мешала. Правда, кошку Машку ящер сожрать не смог – она ему всю морду исцарапала!
Ящера заперли в кладовой для старой мебели, и когда через два дня туда заглянули, то оказалось, что мебели уже не осталось, а ящер еле помещается в комнате.
А к тому времени ученым удалось восстановить по генам морского змееныша, птеродактиля и саблезубого тигренка, у которого были такие длинные клыки, что пасть не закрывалась.
Все новые и новые животные появлялись в стенах института.
Ведь если ученые примутся за дело, их уже никто не остановит. Нет людей более опасных, чем ученые, увлеченные своим делом. Им так интересно добиться цели, что они забывают о последствиях.
Вот и в институте вскоре развелось столько тварей, в основном глупых, злобных и прожорливых, что научные сотрудницы перестали ходить на работу – жить-то хочется!
Надо было что-то делать!
Сотрудницы и жены сотрудников требовали, чтобы ящеров, удавов и тигров куда-нибудь отдали.
Участковый инспектор, который был убежден, что не сегодня-завтра чудовища вырвутся наружу и сожрут весь район, хотел, чтобы ящеров усыпили, сделали бы из них чучела и поставили в музей – по крайней мере, чучела не кусаются.
А Рони Робинсон пришел к директору и сказал, что у него есть идея.
– Знаю, – сказал директор, которому уже надоело объясняться с сотрудницами, сотрудниками, женами сотрудников, милиционерами и Обществом защиты беззащитных животных. – Мы должны отдать наших крошек в зоопарк или в цирк.
Директор был печален, он не хотел расставаться с творениями своего института.
У него на коленях сидела оранжевая лягушка размером с собаку, он чесал ее там, где у людей расположено ухо. А лягушка тихо квакала, а может быть, пела.