Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.1
Шрифт:
Гера поднялась. Ей было холодно, и голова закружилась так, что она еле успела сделать шаг к ледяной стене и опереться о нее. Она вынула из стенного шкафа — каменной ниши, обшитой ошметками пластика, — длинное платье. Она выбрала светлое, чтобы не так бросалась в глаза ее бледность. Теперь надо было набраться сил, чтобы причесаться, вымыть лицо. Все это требовало усилий, но придавало жизни какую-то значимость.
В умывальне было тепло, и руке было приятно дотрагиваться до горячих труб. Раньше у Геры была служанка, старая уже женщина, которая когда-то ходила и за ее матерью. Но служанка умерла как раз в те дни, когда разыгралась история
Послышался стук. Кто-то стучал в заднюю дверь, выходящую в переулок. Этой дверью пользовался только брат, но у брата был свой ключ. Может, он потерял ключ? Гера хотела открыть дверь, но вдруг испугалась. Это могли быть бандиты. Хоть отец и говорил, что им не проникнуть на верхние уровни, страх не проходил.
Гера стояла в нерешительности. Она могла подойти к переговорной трубке и вызвать отца или брата. Но какой глупой будет выглядеть она, если окажется, что это всего-навсего Спел.
И потому Гера выбрала третий путь. Она села в кресло и решила подождать, что будет дальше. Решение ничего не делать успокоило. Это было все-таки решение.
Стук прекратился. Гера ждала. Она вдруг поняла, что хочет, чтобы кто-нибудь пришел к ней. Хоть кто-нибудь, хоть бандит. Она уже три дня не видела ни одного человека. И испугавшись, что тот, за дверью, уйдет, она вскочила с кресла и побежала к задней двери. Но не успела добежать.
Как только она переступила порог маленькой гостиной, портьеры, ведущие в переднюю, раскрылись и с другой стороны в гостиную вошел человек.
Человек был ей знаком.
— Здравствуйте, милостивая госпожа, — сказал человек. — Да хранит вас бог Ред.
— Как вы сюда попали?
— Через дверь, — сказал человек, и тогда она поняла, что это — трубарь Крони.
— Ты — трубарь? — спросила она, потому что перемена, происшедшая с ним, была настолько разительна, что разрушала установленный порядок вещей, при котором трубарь всегда остается трубарем.
И дело было не только в том, что Крони был пострижен, изысканно и богато одет и лицо его, в морщинах и складках которого, как ни отмывай, должна оставаться впитавшаяся в кожу грязь и сажа, стало гладким и чистым. Крони был другим человеком, потому что вел себя как другой человек.
— Я трубарь, — сказал Крони. — Ты позволишь мне сесть?
— Садись, — сказала Гера. — Но ты ведь мертв.
— Почему? — удивился Крони, усаживаясь в кресло, правда, не раньше, чем в кресло опустилась Гера. — Я жив.
— Но Спел сказал…
— Спел не верил, что я дойду. А я дошел и вернулся.
— Зачем?
— Чтобы помочь другим и тебе. Мне жалко тебя.
Гера подняла брови. Это было оскорбление. Грязный не может жалеть госпожу, ибо лишен этого чувства.
— Как ты смеешь, — сказала она размеренно, наслаждаясь давно забытым ощущением власти над людьми. —
— Сейчас вы скажете, Гера, — перебил ее Крони, выставив перед собой ладонь и словно закрываясь от ее слов, — что я — вонючий трубарь. Что вы позовете стражу и пожалуетесь отцу. Не надо. Вы же видите, что я вернулся оттуда, и там, — Крони показал вверх, — никто ни разу не назвал меня вонючим трубарем. И поверьте мне, госпожа, что люди наверху богаче, сильнее и вашего отца, и Мокрицы, и всех директоров, вместе взятых.
— Ты в самом деле был там?
— А откуда у меня все это?
— Ты кого-то ограбил, ты украл все это. Я знаю, ты украл.
Правда была невероятна, и Гера защищалась от нее.
— Послушайте, Гера, — сказал Крони. — Вы же образованная девушка…
— Не тебе судить о моем уме!
Гера испугалась трубаря. Она сама придумала, что он ограбил кого-то, что он убийца — ведь все трубари лживые, — и теперь Крони на глазах превращался в бандита, черты лица его складывались в злую гримасу, и он грозил ей…
Не выдержав встречи с невероятным, Гера проваливалась в тошнотворное озеро обморока, который не дарит благодатного небытия, а держит между действительностью и беспамятством.
Крони смотрел на нее в растерянности. Он видел, что с девушкой что-то неладно. Такой встречи он не ожидал. Он не подумал, что за тонкой маской знатной госпожи скрывается боль, растерянность и страх смерти, и ложно истолковал ее слова и действия.
Девушка еще смотрела на него, но глаза ее уже не видели трубаря, а замыкались на внутреннем мире кошмаров и неминуемой боли. Кисти ее рук лежали и казались голубыми.
С того момента, как Крони, потеряв терпение, открыл дверь отмычкой и встретил Геру, он был поражен ее видом. И виной тому была не столько болезнь, которая успела многое сделать за прошедшие дни, а то, что образ Геры оторвался от самой девушки и воспоминание смешалось с улыбкой Наташи, родился новый, скорее идеальный образ, которому Гера не соответствовала. Она оказалась и меньше ростом, и худее, и бледнее, чем должна была быть. Одежды ее, показавшиеся трубарю столь роскошными, были ветхи, и застиранные пятна на них были видны даже при том скудном освещении, которое казалось ослепительным неделю назад. И лицо Геры было не голубым, а землистым и не очень чистым — это было лицо подземного жителя. Реальный облик Геры, хоть был неожиданным и горьким, не привел к разочарованию, лишь вызвал жалость и желание прижать ее к груди и успокоить. Он не удержался и сказал об этой жалости вслух, а реакция на его слова была холодной и презрительной. Крони ожидал какой угодно встречи, но не такой. И растерянность, желание спрятаться в раковину показались ему врожденной спесью, к которой не подберешь ключа.
И вдруг Крони понял, что Гере плохо, что она теряет сознание, и когда голова ее упала, запрокинувшись на спинку кресла, и на углах губ показалась розовая пена, он бросился к Гере, опустился перед ней на колени, и рука его замерла в воздухе, потому что надо было что-то срочно предпринять, а Крони забыл о том, что он не один. И неизвестно, сколько бы он стоял на коленях, ощущая, как замерло вокруг время и он как бы подвешен внутри прочной и глухой сферы.
— Крони, — защекотало в ухе, и трубарю понадобилась секунда или две, прежде чем он понял, чей это голос. — Мы здесь, — сказал Круминьш. — Не бойся, мы все слышим и видим! Я передаю микрофон Аните.