Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.2
Шрифт:
– Я ничего не могу поделать. Я старалась не любить тебя. И это плохо.
– Плохо, – согласился Андрей, не зная еще, что ПетриА имеет в виду их родственные отношения. Он думал о себе. О том, что не имеет права любить ее.
Они вошли в контору.
ПетриА зажгла свет.
Андрей прошел за стойку и открыл дверь к себе в кабинет.
– Скажи, – спросила ПетриА из приемной, – а независимо от закона, если бы ты не боялся, ты бы мог меня полюбить?
– Я думал, что ты догадаешься, –
Он запер сейф, вышел и остановился на пороге кабинета. ПетриА сидела на низком диванчике, поджав ноги в синих башмаках с длинными загнутыми по моде носками. Она крутила вокруг указательного пальца голубую прядь волос. Лишь это выдавало ее волнение. По обычаю, эмоции здесь отданы на откуп мужчинам. Женщине неприлично выдавать себя. А ПетриА была девушкой из очень знатной семьи.
– Я беру проклятие на себя, – сказала ПетриА. – Ты можешь быть спокоен.
Андрей сел рядом. Что-то было неправильно.
– Я не понимаю, – сказал он, – почему ты должна взять на себя проклятие?
– Я скажу тебе завтра. С твоей точки зрения, это чепуха.
– Мне проводить тебя?
– Я останусь у тебя этой ночью.
– А дома? – Андрей понял, что подчиняется девушке. Словно она знает настолько больше его и ее уверенность в том, что все должно случиться именно так, дает ей право решать.
– Дома знают, что я осталась на космодроме. Тебе неприятно думать, что я все предусмотрела заранее? Но я ведь чувствовала твое волнение. Много дней.
Лестница в комнаты Андрея вела из коридора за его кабинетом.
Больше в этой тыкве никто не жил. Андрей занимал лишь один этаж.
Верхний этаж был пуст, там гнездились сварливые птицы и по утрам громко топотали над головой, шумно выясняя отношения.
Птицы и разбудили их, когда начало светать.
– Ты сердишься? – спросила ПетриА. – Твои мысли тревожны.
– Ты обещала мне рассказать.
Луч восходящего солнца вонзился горизонтально в комнату, высветил на дальней, округлой стене треугольник окна, задел стол и заиграл золотыми блестками голубого парика ПетриА.
Под париком волосы оказались короткими и шелковыми. Почти черными.
Проследив за взглядом Андрея, девушка вскочила с постели и, подбежав к столу, схватила парик и надела его.
– Еще ни один мужчина не видел меня без парика, – сказала она. – Ты знаешь?
– Без парика ты лучше.
– Когда я буду приходить к тебе, я всегда буду снимать парик. Но жена так делает только наедине с мужем.
– Ты обещала рассказать.
ПетриА сидела на краю постели, закутавшись в халат Андрея, голубой парик казался светящимся нимбом. И она рассказала ему о нечаянном удочерении.
Андрей не стал смеяться и не сказал, что это чепуха.
– Этот обычай, как бы ты ни думал, как бы я над ним ни смеялась, выше нас. Я позавчера ездила к источнику Святого откровения. Но источник не дал мне знака. И я решила, что пускай будет проклятие.
– Но ты же сама отлично понимаешь, что не можешь быть моей родственницей, тем более по наследству от Переса, которого я в глаза не видел.
– Не надо больше говорить. Это ничего не изменит. Пойми только, что мы не можем никому сказать.
– Но я хочу, чтобы ты жила вместе со мной.
– Я буду приходить к тебе, когда можно.
– Я хочу, чтобы ты была моей женой. У меня нет никого на свете. Только ты. Неужели ничего нельзя сделать?
– Можно пойти к оракулу Перевернутой долины. Туда надо идти три месяца. Через горы. И там сейчас война.
– Тогда я увезу тебя.
– Может быть. Но я думаю, что добрый Ольсен не разрешит. Он ведь боится испортить мир. А наш клан оскорбить нельзя. Он третий клан столицы.
– Я знаю. И все же я тебя увезу.
– Наверное, если я тебе не надоем.
ПетриА вдруг улыбнулась, на мгновение коснулась его щеки ресницами. Она была так легка и бесплотна, что ее боязно было любить, но всегда хотелось опекать.
Месяца через два Андрей снова завел разговор с ней. Может, он пойдет к ее отцу?
– Если он догадается, тебе никогда меня не увезти, – сказала ПетриА твердо. – Меня спрячут в нашу крепость, в горах. Там тебе меня не отыскать, даже если на подмогу тебе прилетят все корабли Галактики. Все твои друзья.
– У меня не осталось друзей, – сказал Андрей.
– А тот капитан, который прилетал сюда на «Осаке»? Он был у тебя. Вы долго говорили. Я спросила его: ты хороший человек? Он сказал, что ты очень хороший человек. Значит, он твой друг?
– Нет, просто мы с ним когда-то летали. Сослуживцы. Космофлот велик.
– Я знаю. У нас есть все справочники.
– Мне нелегко, милая.
– Я тоже хочу жить с тобой. И хочу, чтобы у нас были дети. Только я умею ждать.
Этот разговор был совсем недавно. И после него Андрей решил просить о переводе на другую планету или в Центр. Он понимал, что его заявление кого-то удивит. Но его удовлетворят. Если будет место. Но послать это заявление означало еще раз признать свое поражение, еще раз не выполнить своего долга. А Андрея Брюса растили и воспитывали как человека долга.
Оставив ПетриА в единственном небольшом зале космопорта и отправив ВосеньУ на склад узнать, освободили ли место для грузов, Андрей Брюс поднялся на вышку, к диспетчерам.