Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.6

Булычев Кир

– Разумеется! – замахал крыльями Орсекки. – Как же я не догадался!

– Потише, детей разбудишь!

– Ах, как же я не сообразил? Он говорил мне, и не раз, что лагерь экспедиции, который мы раскапываем, необычен. Здесь слишком много предметов, нужных на борту. Он подозревал, что корабль потерпел здесь крушение, но я не принимал его слов всерьез, потому что… прости, я привык считать его выжившим из ума стариком, никому не нужным маразматиком!

– Почему ты не летаешь? – строго спросила Кора.

– Потому что летать неприлично!

– А он плевал на приличия. Понимаешь теперь, почему Гальени-папа вышла

замуж за него, а не за тебя!

– Не лги! – закричал Орсекки и, конечно же, разбудил цыплят.

Они уже начали привыкать к тому, что взрослые что ни ночь скандалят, но не могли полностью игнорировать этот шум и тут же влили в него свои возмущенные голоса.

Кора расправила крылья и накрыла ими детей. Потом сунула клюв под крыло и принялась гладить детей по маленьким перышкам. Те затихли.

Занятая своими милыми крошками, Кора плохо слушала монолог Орсекки, который упрекал ее за то, что она скрыла от него правду.

– Я разрываюсь между любовью к тебе и страстью к археологии! – заявил он.

– Хочешь знать, как погиб твой учитель?

– А ты знаешь? – Орсекки закрыл глаза.

– Могу предположить. Я понимаю, как счастлив был профессор, сделав великое открытие. Но ему предстояло поставить в известность местную администрацию. И Гальени отправился к Греггу со своей новостью и фотографией.

– Нет, не верю, – уже не так уверенно сказал Орсекки. – Как же так? Мы же коллеги! Он мой учитель. Почему он скрыл это от меня?

– Может быть, он был на тебя за что-то сердит?

– Он? На меня? – Задав два риторических вопроса, археолог почему-то насупился и замолчал. И Кора поняла, что попала в десятку: между археологами пробежала какая-то черная кошка.

– Ты слушаешь? – спросила Кора.

Орсекки молча кивнул.

– Профессор Гальени, вернее всего, ничего не знал о том, что на месте раскопок планируется построить гостиницу. Когда же Грегг ан-Грогги услышал о находке профессора и поверил в нее, он впал в такой гнев, что решил убить профессора. Он выследил его на раскопках и нанес ему смертельный удар…

– Но почему? – вдруг спросил Орсекки. – Неужели он был таким злым?

– Нет, – ответила Кора, поглаживая по головкам притихших птенцов, – он не был жестоким, но он был смертельно испуган. Он погряз в долгах – гостиница была единственным способом от них избавиться. Он был в гневе, потому что рушилось дело его жизни.

– Но наша цивилизация…

– Поверь, Орси, что ему было плевать на вашу цивилизацию.

– Как ты груба, Кора, – вздохнул петушок. И он был прав.

Наступила тишина. Даже цыплята замолкли, как бы понимая, что у взрослых важный разговор, мешать нельзя.

– Да, – произнес наконец местный врач, который незаметно вошел в палату и остановился в дверях, слушая версию Коры. – Все, что ты рассказала, великолепно. И ты разгадала мотивы, действия, последовательность событий… хотя допустила одну ошибку.

– Какую? – Коре был неприятен настойчивый взгляд Мурада.

– За ночь мы проверили действия и передвижения Грегга ан-Грогги в тот день. И выяснили… – местный врач сделал значительную паузу. – Выяснили, что администратор Грегг ан-Грогги прилетел с дальней шахты «Звездочка» через три часа после того, как профессора убили. Причем он летал к шахте не один, а с надежными свидетелями. Свидетели показывают, что при получении известия о смерти

Гальени администратор в сердцах воскликнул: «Судьба меня хранит! Я думал, что убью его или погибну сам». Он был весел и не скрывал своего хорошего настроения.

– Не может быть, – упавшим голосом произнесла Кора. – Но ведь он в меня стрелял…

– Когда появилась ты, – сказал местный врач, – и начала распутывать это дело, он испугался не за то, что его объявят убийцей профессора. Он боялся, что ты раскроешь тайну небесного корабля. Что тогда строительство прикроют. А раз профессор был кем-то убит, то Грегг принялся за тебя: все равно спишут на действительного убийцу.

– А кто убил профессора? – спросила Кора. И это прозвучало наивно.

И тогда местный врач ответил:

– Вот это и есть твоя работа. Подозреваемых осталось совсем немного. Ищи, да обрящешь.

– Подозреваемых вообще не осталось, – сказала Кора.

– Но корабль на самом деле существует? – упавшим голосом спросил Орсекки.

– Существует, существует.

– А как его увидеть?

– Крылья есть – летай.

– Я не умею.

– Все мы умеем. Только одни очень хотят, а другие очень боятся.

– Хорошо, – сказал Орсекки. – Но если я упаду с гигантской высоты и разобьюсь в лепешку, ты будешь нести за это моральную ответственность.

– А ты для начала летай пониже, – ответила Кора, не скрывая издевки. Но Орсекки ее не уловил.

* * *

Скептически взглянув на растерянного Орсекки, местный врач загадочно произнес:

– За счастьем надо летать!

– Не преувеличивайте, – сердито отозвался археолог.

Местный врач подмигнул Коре и, сославшись на срочные дела, покинул палату.

– Ты мне не поверил? – спросила Кора ассистента, статуей растолстевшего командора торчавшего в углу.

– Я давно подозревал, что все это плохо кончится, – сказал археолог.

– Ты имеешь в виду смерть профессора?

– Смерть профессора – наименьшая из бед, – отрезал археолог, и вдруг Кора увидела, как из его черного глаза по перышкам сползает, скатывается, падает на клюв и оттуда на пол большая слеза.

– А что же хуже?

Орсекки ответил не сразу. Пока он собирался с силами, птенцы атаковали Кору, требуя завтрака. Кора насыпала им в миски зерна и выставила плошку с водой. Малыши возились, отталкивали друг дружку и весело пищали – они были такие милые и забавные! Кора подумала, что уже научилась различать их – нет, не только внешне, по цвету первых перышек, но и по их разному характеру – по индивидуальности, если можно говорить о ней применительно к недавно вылупившимся малышам. Вот Чук – золото пробивается на грудке, воронья масть на хвостике – самый крепкий, шустрый, активный и независимый. Он всегда опережает рыженького Гека, но тот и не лезет в драку, а тихо ждет своего часа – впрочем, не отказывает себе в удовольствии незаметно подобраться и клюнуть брата в пушистый зад. А Мила никогда не опускается до дележа добычи, она – будущая певица, создание романтическое, впрочем, это осознают и братья, уступая ей место у миски или под маминым боком… «Под маминым боком, то есть под моим боком… Что я говорю! У меня же нет детей. А почему нет? Надо, пора заводить ребенка. Чтобы он был пушистый и желтенький… Ты с ума сошла, инспектор Орват! Твое настоящее человеческое тело не несет яиц!»