Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.7
Шрифт:
– Вот именно, – обрадовался Ахмет. – Я забыл, как его звали, а спрашивать неудобно. Я – Робин Гуд Ялтинский.
Пролетка резво покатилась по вьющейся в сосновом лесу дороге к Ялте.
– Продолжай, – сказал Андрей, хватаясь за край разогнавшейся пролетки, чтобы не свалиться под откос.
– Я борец за свободу, – сказал Ахмет, – и не смейся! Я ушел в лес, чтобы добиваться справедливости, чтобы вернуть Крым тем, кто его всегда населял.
– Сарматам или скифам? – спросил Андрей.
–
– А теперь ты хочешь взять штурмом Симферополь?
– Я не сержусь на тебя, Андрей, – сказал Ахмет, – потому что ты мой друг.
– А когда захватишь власть, поставишь меня к стенке!
– Мы никого не хотим ставить к стенке. Мы хотим только своей власти на своей земле, своей религии, своего права.
– Кто тебе запрещает ходить в мечеть?
– Мне не надо запрещать или разрешать. Это решаю я сам.
– Мне кажется, все это несерьезно.
– Ты провел эти годы где-то в холодильнике! – возмутился наконец Ахмет. – Неужели ты не видишь, что ваша дряхлая Римская империя разваливается?! Это же, как говорил Лермонтов, страна рабов, страна господ. В ней не только сильный и богатый угнетает слабого, но и один избранный судьбой народ измывается над прочими, малыми народами! И этому пришел конец. Завтра империи не будет.
– Значит, ты собрал отряд Робин оглы Гуда и отправился освобождать свою страну?
– Мой отряд – не единственный. Мы – зародыш будущей армии. Судьбу страны решит народ, Учредительное собрание.
– И здесь тоже Учредительное собрание? Может, и хана подыщете?
– Андрей, я знаю, что ты не хочешь меня обижать, но ты все время обижаешь, потому что ты русский и тебе вроде бы можно иметь все то, чего другие не имеют. И потом спрашивать так, свысока: «А зачем тебе свобода, бедный ребенок?»
– А зачем? – упрямо повторил Андрей. – Раньше тобой правили из Петербурга, издалека, а вместо господ далеких вы хотите посадить себе на шею своих, местных – так они будут похуже петербургских. Поглупее.
– С этим тоже можно поспорить, – сказал Ахмет. – У нас общая история, общий язык, главное – общая вера. А тебе я напомню – зачем вы, русские, устраивали битву на Куликовом поле? Хотели вместо господ далеких, ордынских, посадить себе на шею своих?
– Все, сдаюсь! – засмеялся Андрей. – Ты победил меня формальной логикой. По тебе Сорбонна плачет.
– Мы будем посылать наших детей в
С каждой минутой воздух становился теплее и влажнее. Пахло морем. Все чаще на дороге встречались прохожие, большей частью татары из деревень, что были расположены вдоль дороги и над Ялтой, где разводили виноград и пасли овец.
– Ты думаешь, что судьба империи тревожна? – спросил Андрей.
– Я уверен. Ты не представляешь, что творится в других местах. Я знаю, что Грузия и Армения готовы отложиться, что независимости требуют Польша и Финляндия, Эстляндия и Курляндия.
– Бред какой-то! – в сердцах воскликнул Андрей. – Эстляндская республика! Ты знаешь, я не шовинист и не черносотенец, но скажи, пожалуйста, чем будет заниматься Эстляндская республика? Молоко в Петроград на продажу возить?
Но получилось не смешно, потому что Ахмет не поддержал Андрея, а Андрей вдруг понял непоправимую истину: Ахмет стал старше его. На три года старше. Еще вчера они были одногодки, а теперь, оказывается, Ахмет прожил почти три года лишних. Прожил в спорах, может быть, лишениях и опасностях…
– Ты в тюрьме сидел? – спросил Андрей.
– Недолго, – сказал Ахмет, – четыре месяца. Меня революция освободила.
Ахмет – и старший… И он больше знает не потому, что он умный, а потому, что он учился, когда Андрей плыл по течению с закрытыми глазами.
– Ладно, еще посмотрим, – сказал Андрей вслух. – Может, и обойдется.
– Все-таки ты типичный русский, – сказал Ахмет недовольно, – когда дело касается свободы – ты первый. Да здравствует свобода для нас! А как только разговор идет, чтобы дать свободу другим, ты сразу на дыбы: как они посмели?
Ахмет отпустил извозчика на шоссе верстах в пяти от Ялты.
– Ты с извозчиком расплатился? – спросил он.
– Да.
– Такая дорога плохая! Как домой поеду? Совсем поздно! – начал стенать извозчик, обращаясь то к Ахмету, то к Андрею. Но Ахмет его оборвал:
– Раньше надо было торговаться.
Извозчик не стал спорить. Уехал.
– Нам предстоит небольшая пешая прогулка под названием «моцион», – сказал Ахмет.
Он послал своего спутника с лошадьми вперед, а они с Андреем прошли еще версты две лесом до хижины. По дороге они больше уже не спорили, а говорили о вещах обычных, будто расстались всего неделю назад, – о тете Марусе, о Беккерах. Но более всего Андрея изумили новости о Маргарите.
Оказывается, ее исключили в пятнадцатом году из гимназии. И не зря. Теперь она считается среди одесских эсеров одним из первых людей. Злая, худая, как увидит врага революции – сразу норовит его расстрелять…