Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.9

Булычев Кир

– Лидочка, ласковая ты моя, я тебя, надеюсь, не разбудила? – И, умудрившись не услышать ответа Лидочки «разбудили», продолжала так же жизнерадостно: – Ты тоже ранняя птичка? Кто рано встает, тому Бог подает! Великое дело – народная мудрость. Так ты уже почистила перышки, моя девочка? Вот и я прилетела к тебе – старая надоедливая ворона. Прилетела и зову тебя подняться со мной в небесные выси! Ты готова, моя добрая?

– Татьяна Иосифовна, переведите, пожалуйста, свой текст на обычный язык.

– Сегодня вторник, – радостно сообщила Татьяна. – И мне

пора возвращаться домой, в свое Переделкино. Вдохновение торопит меня.

– А вы не останетесь до девятого дня?

– Ах, какие глупости, неужели и ты разделяешь эти суеверия?

– Вопрос не в суевериях, ведь придут люди.

– Соня справится. Я ей оставляю ключи. Я еще не решила, буду ли сама здесь обитать… вернее всего, мое прежнее решение – сдать квартиру, с которой связано столько всего плохого, остается в силе. Ты согласна?

– Честно говоря, меня это не касается.

– Нет, касается, касается… ты теперь как бы член нашей маленькой семьи.

– Вы уезжаете в Переделкино?

– И ты со мной.

– Почему?

– Потому что сегодня суббота, тебе не надо идти в институт, тебе не надо готовить обед для мужа – ты свободна как птица. И потому мы полетим вместе.

Лидочка лихорадочно придумывала причину, которая не позволит ей тащиться за город с этой рабовладелицей. Но ничего не придумывалось. В голове плавала пустота. Вернее, мозги плавали в пустоте.

– Но я думала, что вы сможете доехать сами. Ведь сегодня – вторник, а не суббота, и народу в электричке не так много, а там вам всего десять минут ходьбы.

– Нет, ты не поняла меня, крошка. Если бы речь шла только о возвращении в Переделкино, я, конечно, не стала бы тебя беспокоить – я бы позвонила в Секретариат Союза, чтобы за мной прислали машину и перевезли меня в Переделкино. Но перед нами с тобой стоит куда более важная задача, и наша поездка входит в круг твоих интересов и устремлений.

– Татьяна Иосифовна, пожалуйста, не говорите так сложно! У меня голова идет кругом.

– Сейчас твоя молодая хорошенькая головка занята задачей – что придумать, чтобы не тащиться с толстой старухой по зимним сугробам к черту на куличики и не потерять целый день. Правда?

– Татьяна Иосифовна, я этого не говорила.

– Но думала, моя милая, думала. Я бы на твоем месте вела себя решительнее – если заниматься филантропией, надо забыть о собственных делах. Но я сейчас предлагаю тебе сделку. Ты провожаешь немощную старуху до Переделкина, но с заездом во Внуково. То есть в Малаховку через Конотоп. Как тебе это нравится?

– Вы имеете в виду что-то очень увлекательное, – ответила Лидочка. – Вы хотите сделать мне какой-то неведомый подарок.

– Ах ты, мой маленький хитрец! – возрадовалась Татьяна Иосифовна. – Ты заставляешь меня открыть карты. И я не буду больше терзать тебя неизвестностью. Дело в том, что я не зря провела дни в этой квартире. Я ее буквально разобрала на молекулы. Ты спросишь – зачем? В силу сложившихся в нашей семье отношений, Аленка унаследовала весь архив моей матери, все ее секреты.

Мне так важно было узнать о моем отце, о других родственниках. Мне хотелось все понять – я писательница, а значит, у меня гипертрофированное чувство любознательности. Я хочу восстановить собственные корни, отыскать свое место на этом свете. Ты не поверишь мне, но я до сих пор практически ничего не знаю о своем происхождении и о судьбе моих родственников. И знаешь, что меня потрясло?

– Что?

– Я почти ничего не нашла.

– Но ведь Маргарита провела много лет в лагере. Все погибло.

– Во-первых, моя мать провела не так много лет в лагере. Куда меньше, чем я, ее единственная дочь. У меня есть основания полагать, что мать освободили из лагеря и использовали ее за рубежом, в интересах нашей разведки. Жизнь моей матери – вовсе не жизнь несчастной жертвы сталинских репрессий. У нас в «Мемориале» существуют большие сомнения по вопросу ее поведения в лагерях и неясности, где она находилась во время войны. Следов в деле и в других документах не обнаружено.

– Значит, вы обыскивали дом вашей дочки, чтобы найти следы деятельности вашей матери?

– Слово «обыск» – мне отвратительно.

– Вы выполняли поручение «Мемориала»?

– Не надо обобщать, Лидочка. И я никогда не выполняю ничьих поручений. Хотя у меня всегда есть внутреннее задание – гражданина и человека.

– Ну, и удалось вам разоблачить вашу мать? – спросила Лидочка.

– Мне категорически не нравится твой тон, Лидия! – рассердилась Татьяна Иосифовна. – Я слышу в нем элементы издевательства и насмешки.

– Это исключено, – возразила Лидочка.

– Но я слышу! И я бы сейчас бросила трубку, если бы не забота о твоих интересах.

– Большое спасибо. – Лидочка ничего не могла поделать со своим голосом. Он ее выдавал.

– И все же я не бросаю трубку. Потому что мне ты понравилась, и я верю в то, что в конце концов ты оценишь мое к тебе доброе отношение. За мою жизнь мне приходилось укрощать таких тигров, которых тебе и в зоопарке видеть не приходилось. Молчишь? Тогда молчи. Когда я разбирала Аленкины бумаги, я отыскала среди них письмо от мамы, написанное в восемьдесят четвертом, за год до ее смерти. Содержание письма тебе неинтересно и тебя не касается, но вот обратный адрес может заинтересовать. Звучит он так: «Станция Внуково Киевской железной дороги, садовое товарищество Министерства просвещения «Наставник». Тебе это что-нибудь говорит?

– Что это должно мне говорить?

– Неужели тебе никто не рассказал о том, что моя мать последние годы жизни провела за городом, в своем, условно говоря, имении. Эта операция проходила под лозунгом: «Я не буду разрушать матримониальные планы моей дорогой внучки!» А на деле… на деле мы все, Флотские, большие эгоистки. Маме нравилось жить в загородном доме, одной, независимой и, главное, никому не обязанной. О, как я ее понимаю! Ведь я пошла по ее стопам.

– Вы хотите сказать, что никогда за много лет не бывали на даче у своей матери?