Кир Великий
Шрифт:
Саргон II отнесся весьма серьезно к этой жалобе; он не хотел, чтобы Самария опустела, а израелиты смогли бы так или иначе восстановить там свою власть. И царь ассирийский повелел: «Отправьте туда одного из священников, которых вы выселили оттуда; пусть пойдет и живет там, и он научит их закону Бога той земли» [109] .
Благодаря этому священнику кутии смогли унаследовать веру у израильтян, приносить жертвы Богу Моисея, а с годами — представляться потомками тех, кто вышел из Египта.
109
4 Цар. 17: 27.
Возвращение в Иерусалим множества «собратьев по вере» и восстановление Святого города не оставили безразличными самаритян. Их благожелательность
Самаритяне, общаясь с репатриантами, были уверены, что их надежды не будут обмануты. Кроме религиозной общности, доказать которую они надеялись, самаритяне не забыли о попытках достигнуть согласия, предпринятых царем Иудеи Езекией примерно в 700 году в целях подлинного слияния религиозных традиций Иерусалима и Самарии. Не предлагал ли этот царь самаритянам широко праздновать Пасху, чтобы подчеркнуть национальный характер праздника? Разве не направил Езекия призыв к жителям Самарии со словами: «Обратитесь к Господу, Богу Авраама, Исаака и Израиля, и Он обратится к остатку, уцелевшему у вас от руки царей Ассирийских» [110] .
110
2 Пар. 30: 6.
И два века спустя было не поздно положительно ответить на этот призыв. Несмотря на вклад чужеземных народов, самаритяне стремились искренне уважать и воспринимать религию Израиля. Разве не направил Иосия, царь Иудеи, возвративший божественному культу его подлинное величие, такой же призыв в 600-х годах, когда кутии уже примкнули «ко всем прочим израильтянам». А разве не было празднование Пасхи при Иосии подлинным возрождением и для иудеев, и для израильтян?
Многие самаритяне пришли в Иерусалим, уверенные в том, что репатрианты их признают и что они смогут помочь в восстановлении храма. Они так и сказали иудеям: «Будем и мы строить с вами, потому что мы, как и вы, прибегаем к Богу вашему, и Ему приносим жертвы от дней Ассархаддо-на, царя Ассирийского, который перевел нас сюда» [111] .
111
Езд. 4: 2.
Зоровавель, священнослужитель Иосия и все мудрецы еврейской общины, по-видимому, были очень растроганы этой речью. Иудеи не ожидали такого, тем более что по-настоящему восстановительные работы еще не начинались. Однако они сразу поняли, что из-за кутиев возникнут экономические и политические трудности. Этих людей, называющих себя новыми самаритянами, было несравненно больше, чем репатриантов. Принять их в состав новой общности иудеев означало изменить характер народа, познавшего изгнание. Существенным был риск, что культурный и религиозный опыт, приобретенный иудеями во время изгнания, выветрится: приобщение к вавилонскому народу позволило ссыльным развить в себе новые качества, как умственные, так и практические. Не исчезнет ли спасительное действие высылки, случившейся по воле Бога Израиля? Не случится ли отклонения от воли Божьей, если будет принята помощь самаритян, не познавших ссылки вавилонской и даже, наоборот, оказавшихся наследниками противоположного изгнания, приведшего их из чужих краев на землю Израиля? Не будет ли нарушен приказ Кира, если разрешат чужестранцам участвовать в восстановлении храма? Разве царь персидский не повелел своим декретом, чтобы только народ-изгнанник восстанавливал святыню Иерусалима?
Более того, первый урожай, собранный в Иудее репатриантами, был катастрофически мал, и голод грозил Иерусалиму. Чем в этих условиях кормить новых людей, хоть они и превозносили с таким энтузиазмом Всемогущего?
Наконец, сразу по их возвращении в Иудею репатриантам пришлось столкнуться с самаритянами по второстепенным вопросам. Кир ясно указал, что бывшим ссыльным должна отойти вся Иудея. А самаритяне занимали некоторые города, в частности Бетэл, и иудеи захватили этот город. И хотя самаритяне не среагировали на это, такой территориальный спор не способствовал
Однако с точки зрения религиозной Зоровавель и Иосия обязаны были вмешаться. Опыт, приобретенный в Вавилонии бывшими эмигрантами, подсказывал им необходимость отказаться от местных культов и открыть свою веру всем народам земли.
Разве не поучал безымянный пророк, чьи речения связаны со словами двух других пророков: «И сыновей иноплеменников, присоединившихся к Господу, чтобы служить Ему и любить имя Господа, быть рабами Его, всех, хранящих субботу от осквернения ее и твердо держащихся завета Моего, Я приведу на святую гору Мою и обрадую их в Моем доме молитвы; всесожжения их и жертвы их будут благоприятны на жертвеннике Моем, ибо дом Мой назовется домом молитвы для всех народов» [112] .
112
Ис. 56: 6. В примечаниях автор поясняет, что в Книге пророка Исайи главы 1—39 принадлежат одному пророку, главы 40–55 — другому, а главы 56–66 — третьему. (Прим. пер.)
И еще, как можно забывать речения Моисея о чужеземце Иофоре: тесть Моисеев не был евреем. Разве не пришел он к тем, кто вышел из Египта? И разве не принес он жертвы Богу и не участвовал в ритуальном обеде с Моисеем и главным священником Аароном, показывая этим свою принадлежность к израильской общине? «И принес Иофор, тесть Моисеев, всесожжение и жертвы Богу; и пришел Аарон и все старейшины Израилевы есть хлеба с тестем Моисеевым пред Богом».
И наоборот, когда евреи оказываются перед лицом такого важного события, как начало мира или Исход из Египта, как можно идти на риск искажения правды о Богом избранном народе? Вавилонская эпопея придала жизни этому народу, согласно Божьей воле. Как совместить новую надежду на универсализм и требования сохранения самобытности? Разве не зиждется закон Моисея на чистоте, основной добродетели, противостоящей всевозможным мерзостям, в том числе связанным с идолопоклонством? Если основной замысел Торы универсален и, следовательно, касается всех людей, носителем его должен быть конкретно какой-то народ, которому и следует сохранять свое определение. Зато что может означать универсальный замысел, в пользе от которого будет отказано тем, кто искренне поверит в него? Как отказать уверовавшим в праве почувствовать себя посланцами истины? Если Израиль — «народ жрецов и святая нация», то должен ли он относиться к другим нациям лишь как к объектам божественного откровения, а не как к людям, тоже способным участвовать в восстановлении храма? Допустимо ли держать в стороне от общества Израиля людей, которые не только признают истинного Бога, но и надеются стать священнослужителями?
Зоровавель — не Моисей, а Иосия — не Аарон. В ту пору по приказу Кира иудеи должны были восстановить храм. Как могут иудеи выполнить эту задачу, если приходят другие народности и, несмотря на их добрую волю, мешают строить? И чем кормить чужеземцев, если в Иерусалиме голод и воспринимают его как наказание Божье за явное легкомыслие репатриантов? После энтузиазма первых дней евреи начинают заботиться о материальном благополучии, в какой-то степени забывая о восстановлении святилища. «Так говорит Господь Саваоф: Мой дом в запустении, тогда как вы бежите каждый к своему дому. Посему-то небо заключилось и не дает вам росы, и земля не дает своих произведений» [113] .
113
Агг. 1: 9, 10.
Самаритяне могли похвастаться тем, что поддерживали отличные отношения с теми иудеями, которые остались возле Иерусалима во время изгнания. И даже были случаи смешанных браков между членами разных общин, заключаемых порою во время больших религиозных праздников. Разве не принадлежали самаритяне и иудеи к одному народу? Разве не связывало их воспоминание о великой катастрофе, обрушившейся на еврейский народ во время падения Иерусалима? Тот факт, что самаритяне избежали судьбы, которую Навуходоносор уготовил жителям Иерусалима, ничего не менял в вопросе о принадлежности кутиев к иудейской вере. Они отнеслись к несчастью иудеев, как к своей собственной беде, и говорили, что они присматривали за территорией, которую Господь когда-то предоставил своему народу, что они сохраняли священный закон Моисея.