Кирилка
Шрифт:
– Ну что, всё пьешь?
Кирилка виновато ответил:
– Ежели когда случится... выпиваю...
– А лес воруешь?
– Зачем мне лес, вашбродие!
– Нет, однако?
– Никогда я,
– сказал Кирилка и даже головой потряс отрицательно.
– А судил я тебя за что?
– Известно... судили вы, это точно...
– За что?
– Как вы начальники... то вам и положено судить нас.
– Хи-итрая ты бестия! Ну, а с барж, во время паузка, тоже воруешь по-прежнему?
– Я, вашбродие, один раз попробовал.
– Да и то попал, ха-ха-ха!
– Не привышно нам это - потому и попал.
– Надо приучиться? ха-ха-ха!
– Хе-хе-хе!
– смеялся Мамаев.
Лодки, отталкиваясь баграми от льдин, напиравших на борта, подвигались к нашему берегу. Мужики в них что-то кричали друг другу. Кирилка тоже приставил ко рту кулак трубкой и неожиданно сильным голосом крикнул им:
– На ветлу потрафля-ай!..
Крикнул и почти кувырком скатился вниз с бугра к реке... Мы тоже последовали за ним.
Скоро мы садились в лодки: в одну я с Исаем, в другую Мамаев
– С богом, ребята!
– сняв фуражку и крестясь, скомандовал земский.
Двое мужиков на его лодке тоже истово перекрестились и стали тыкать баграми во льдины, сжимавшие лодки. А льдины ударялись о борта, и раздавался зловещий, хрустящий звук. На воде было холодно. Лицо Мамаева, я видел, как-то побурело. Земский начальник, хмуря брови, строго и беспокойно смотрел вверх по течению, откуда на наши лодки неслись огромные голубовато-серые куски льда. Маленькие льдины шуршали о киль, и казалось, будто чьи-то острые крупные зубы грызут дерево лодок...
Было сыро, шумно и жутко, и все мы смотрели за борта, на этот грязный, холодный лед, такой могучий и глупый. Но вдруг в шорохе, окружавшем нас, я услышал голос с берега и взглянул туда. Берег был еще саженях в десяти от нас, на нем стоял без шапки Кирилка; я видел его серые, бойкие и насмешливые глаза и слышал Кирилкин странно сильный голос:
– Дядя Антон! За почтой поедете - хлеба мне привезите, слышь? Господа-то, путя ожидаючи, краюшку у меня съели, а - одна была...
Нижний Новгород, конец 1898 г.