Кисельные берега
Шрифт:
Старуха почему-то ужаснулась и вытаращила глаза:
– Дорогая, что вы! – она потянулась через тарелки и поспешно развернула бутылку этикеткой к себе. – Это же настоящее бордо! Я лично привезла два ящика Лизоньке на свадьбу – это мой подарок. У меня собственные виноградники, деточка, и вино считается одним из лучших на юге Франции…
Кира поперхнулась и закашлялась. Соседка заботливо постучала её по спине острым и крепким кулачком.
– Вот вы говорите, дорогая, «дурацкие шарики», «дешёвая турбаза»… Ещё что-то там… А разве, вы простите меня, старуху, если я сейчас сморожу какую-нибудь
Кира промокнула выступившие на глазах слёзы и только теперь сообразила, что именно показалось ей в речи собеседницы необычным – чуть заметный, грассирующий акцент.
– Вы, вообще-то, кто?
– Я? А! прошу прощения, не представилась сразу, - старушенция ощерилась вставными зубами. – Я старый… как это… друг… нет, подруга твоей бабушки. Живу во Франции, как уже говорила. Далековато, да… Но на свадьбу моей дорогой Бабетты не могла не приехать – такое событие! Увидеть её счастливой, познакомиться с её семьёй – для меня огромное удовольствие, да… Вы очень похожи на свою грандмаман, Кира. О, поверьте! Действительно!
– Ну да, - вяло хмыкнула Кира: обычный старушечий трёп о том, кто на кого похож и как сильно вырос.
Всё скучнее и скучнее… Ещё этот глупый стыдный конфуз с вином… Гостья с тоской посмотрела на украшенный цветочной гирляндой выход. За ним виднелась охристая дорожка, ведущая к автомобильной стоянке… Там ждал её преданный красненький «ярик»… Чтобы унестись отсюда как можно скорее и как можно дальше… Куда бы поехать? Может, в «Аквариум»? Там сегодня должна быть зашибенная туса… На работу завтра не вставать, поэтому можно позволить себе слегка покуролесить…
– Знаете, ээээ…
– Бригитта, - с готовностью подсказала соседка.
– Да. Мне пора, пожалуй. Я заскочила только на минуту – засвидетельствовать, как говорится. Полно дел…
Старуха сочувственно кивала, как китайский болванчик:
– О! У молодых всегда дела, да! Они всегда бегут, торопятся, боятся не успеть. Как говорил мой дедушка Годфруа Морель, глядя на нас – тогда ещё молодых и буйных: жаль, дети, говорил он, что вы пробегаете всю свою молодость, так и не почувствовав её аромата… Что он имел в виду, я поняла гораздо – о гораздо! позже… Как и то, что дедушка мой, человек необразованный и где-то даже тёмный – был далеко не дурак… О да, далеко не дурак! Знал старичок, о чём говорил. Я вот сейчас, - она уронила старческую сентиментальную слезу в скомканную бумажную салфетку, - оглядываюсь назад и что? Что есть вспомнить мне о своей весне? Мелкая суета и грандиозные страдания по пустячным поводам… Всё на нерве и всё – в себе… Вот, дитя моё, что есть человеческая юность – пустой фейерверк. От которого много трескотни и мало проку…
– Ну, знаете ли! – Кира нетерпеливо заёрзала на стуле. – Всё это - старческое брюзжание в оправдание тоски по ушедшему. Я не согласна насчёт аромата! Потому что молодостью своей пользуюсь
Голова старушенции снова мелко затряслась, что придавало ей вид хихикающей обезьяны, изо всех сил пытающейся смех сдержать. На самом деле лицо её было серьёзно и умильно-благожелательно.
«Чего она всё время трясётся? Паркинсон у неё что ли?» - Киру соседка и вынужденное общение с ней раздражали всё больше.
– Да-да, дружочек! – французская гостья воздела сучковатый палец вверх. – Как верно вы подметили: «пользуюсь» и «беру всё»! Именно! У вас совершенно правильное отношение к жизни, деточка. Главное, вовремя определиться – что именно подразумевать под «всё»…
«Дружочек» с неприязнью уставился на непрошенную проповедницу:
– В смысле «что именно»? Подразумеваю то же, что и все: удовольствия и благосостояние. А вы что-то другое? – едко уточнила она.
Старушка клацнула вставной челюстью:
– Другое… Вы, дорогуша, должно быть, даже мысли не допускаете, что разное восприятие жизни рождает разное отношение к ней?
– Ах, вот в чём дело! Начнёте мне сейчас проповедовать об истинных ценностях? – понимающе ухмыльнулась собеседница. – Не утруждайтесь! Меня, профессионального маркетолога, эта старомодная лабуда не цепляет. Я считаю, что те, кто утверждает, будто всё мною вышеперечисленное вовсе не главное в жизни – лгуны и лицемеры! Пытающиеся оправдать своё лузерство по жизни. Вот и всё!
– Ну что вы, дитя моё! Я и не думала ничего проповедовать – ни в коем случае! Дело это весьма неблагодарное, в том смысле, что бессмысленное… Если мне вдруг чего-то хочется объяснить оппоненту, убедить его в том, что он категорически отвергает, я не стану тратить ораторский пыл. Я покажу…
– Покажете?
– Кира фыркнула. – Интересно, каким образом? Каким образом вы покажете мне несостоятельность стремления каждой двуногой твари к тёплому местечку и своему куску жирного пирога? Да люди тысячелетия своей истории глотки друг другу за это грызут, а потом загрызенных ещё долго пинают… И я их за это не осуждаю: на вершину пищевой цепи должен попадать сильнейший…
Бригитта улыбнулась своей керамической улыбкой:
– Вы удивительно убедительны, душечка… О да! – она с удвоенной силой затрясла головой. – Скажите мне ещё раз, успокойте старуху: ведь ничто не заставит вас вдруг пересмотреть свои убеждения, отречься от них и пойти вдруг с котомкой за плечами по свету в поисках новой истины?
– С котомкой?!. – Киру перекосило.
– Это я образно, деточка! Образно!..
– Ну, может быть, если к старости меня одолеет маразм, навроде вашего…
– А всё-таки?
Девушку разобрало дикое раздражение:
– Я скорее, - произнесла она медленно, - скорее добровольно скину свою машину за шесть лямов с обрыва, чем стану моралисткой и ханжой!
Старуха счастливо разулыбалась:
– Как говорил мой дедушка Годфруа… как это по-русски… из ничего чего не бывает, вот.
– Чего не бывает?
– В пустом ведре, говорил он, вода сама собой не заплещется, пока не нальёшь…
Всё, хорош. Надо бежать отсюда. Сколько можно уже тратить время на полубезумную бабку!