Кисло-сладкое. Юность
Шрифт:
На переменах женский туалет никогда не использовался по назначению. Если кому-то действительно требовалось выйти по нужде, все делали это время урока и посещали одиночные учительские туалеты, расположенные на каждом этаже. Общая девчачья уборная была предназначена для разборок, сплетен и слезливых исповедей. Ютилась она в закутке коридора, ведущего к спортзалу, у самой лестницы, выход на которую всегда была закрыт. Благодаря этому обстоятельству образовался тупик вдали от учеников, мигрирующих с урока на урок.
Для туалетной комнаты слишком уж грязно и некомфортно. Сюда порой забегали
После урока физкультуры Соня зашла в уборную, чтобы поправить перед зеркалом макияж. Пока расчёсывалась и переплетала волосы, прочитала новости о ненавистном Абросимове. На побелке острыми торопливыми буквами кто-то выскреб жизненно важную информацию: «У Марка потрясающая задница». Чуть ниже красовалось обращение непосредственно к нему: «Марик, ты самый лучший, я тебя обожаю». Соня хмыкнула. Можно подумать, он прочтёт это в женском туалете. А вообще, бесит! Появился в школе чуть больше месяца назад и уже попал на стену почёта. Интересно, а в мужском туалете о ней пишут? Было бы обидно, если нет.
Дверь приоткрылась, в туалет ввалилась компания Олеси. Её лучшие подружки, Вика и Марина, держали под руки Кристину. Грубо втолкнув её, захлопнули дверь. Олеся прошлась до окна, распахнула форточку в замазанном белой краской окне и вытянула из сумки пачку сигарет.
– Ты же в туалет собиралась? – обратилась она к Кристине. – Ну так писай.
Девушка дёрнулась, с надеждой оглянулась на дверь.
– Нужно идти на биологию.
– Маруська подождёт. Костя её, если что, отвлечёт. – Олеся чиркнула зажигалкой, подкурила сигарету и с видимым удовольствием выдохнула дым в сторону окна.
– В вашем монастыре курить разрешено? Или, как и всё, что приносит удовольствие, под запретом?
Соня не шевельнулась, продолжила расчёсывать волосы, глядя на беседу одноклассниц в отражении. Олеся кивнула Вике, приказывая подвести Кристину к ней. Та не сильно упиралась, держали её крепко, не вырваться, а попытка пошевелиться явно доставляла боль. Марина и Вика, словно два конвоира, удерживали в тисках перепуганную девушку.
Олеся стряхнула пепел прямо на подоконник.
– Это ты на меня донесла нашей психологине?
Кристина нахмурилась.
– Не я.
Марина и Вика переглянулись и одновременно усилили хватку. Кристина взвизгнула, но не отступилась от слов.
– Не я! Зачем мне это?
Олеся скользнула взглядом по Соне.
– Кайла, а ты как думаешь, она? – не дождавшись ответа, снова повернулась к Кристине. – Ладно, поверю и отплачу тебе добротой.
Глубоко затянувшись, она обхватила Кристину пальцами за подбородок и, придвинувшись вплотную, выдохнула
– Хоть попробуешь, что такое хорошие сигареты, а не дешёвка какая-нибудь, типа «Космоса» или «Донского табака», или что там твой папочка курит.
Повторив процедуру несколько раз, Олеся выкинула окурок в форточку, тщательно вымыла руки. Выходя из комнаты, кивком дала знак подругам отпустить Монашку. Марина и Вика послушно отступили и ушли следом.
Кристина закашлялась и кинулась к раковине. Торопливо и неаккуратно набрала в рот воды и тут же выплюнула обратно. Выпрямившись, остановилась напротив зеркала и оглядела своё растрёпанное отражение. Её лицо покрывали тёмно-синие пятна, а на подбородке отчетливо проступали полулунные следы от ногтей Олеси. Кристина пригладила волосы и столкнулась взглядом с Соней.
– Я не доносила, правда.
Соня собрала волосы в хвост, накрасила губы.
– Я понятия не имею, кто такая психологиня. Мне можешь ничего не доказывать и не объяснять.
– Это наш школьный психолог.
Соня накинула лямку рюкзака на плечо, бросила в зеркало ещё один взгляд, чтобы оценить уже не лицо, а образ в целом. Если бы эту юбку увидела бабуля-дворянка, пожалуй, обозвала бы её блудницей. Соне же нравилось, как сочетается строгая белая рубашка, плотные чулки и ультракороткая клетчатая юбка. В автобусе две пожилые женщины довольно громко высказались о её вызывающем виде. Соне сначала стало неловко, но потом она решила считать это комплиментом. Они просто ей завидуют: её молодости, красоте и фигуре. Для них самое интересное осталось в прошлом. Сколько им? Тридцать пять? А может, и больше. Дома ждёт диванный муж с пивным брюшком, борщи и коллекция непарных носков по углам, а вот у неё всё впереди.
Взявшись за ручку двери, Соня приостановилась.
– Почему ты не идёшь к директору? Или к этой самой психологине? Олеся не оставит тебя в покое.
Кристина вздохнула.
– До пятого класса мы с Олесей были лучшими подругами.
Соня на секунду растерялась. Их нынешние отношения дружбой и не пахли.
– Оттого, что ты молчишь, как овца на заклании, и позволяешь себя унижать, становится только хуже. Роль жертвы тебе, похоже, нравится и вполне устраивает.
Соня вышла из помещения, не забыв принять величественный самоуверенный вид. Она не пыталась обидеть Кристину, действительно полагая, что вина той в мягкотелости, трусости, ну и неопрятности. Тяжело, что ли, вымыть голову и отстирать жёлтые пятна на блузке? И этот вечно виноватый подобострастный взгляд, не хватало только надписи на лбу «пинайте меня, я всё приму, я всё заслужила».
На урок Соня шла нарочно медленно, отрабатывала коридорную походку от бедра и неуловимую загадочную улыбку, а в голове всё ещё прокручивалась сцена в женском туалете. Ей не давали покоя сине-коричневые пятна на щеках Кристины. Чьи это были эмоции? Самой Кристины или Олеси? С тех пор как Соня увидела подобные отпечатки и научилась различать цвета, прошло много лет. В детстве Соня думала, что это никакая не особенность и все видят эти радужные разводы. Мама только умилялась её репликам типа: «Дядя сегодня синий, а папа в розовых пятнышках».