Кисть и пистолет. Мое сердце пусто

Койфман Александр Абрамович

– Немного. Мне в школе учитель говорил, что сначала нужно овладеть рисунком и акварелью. Но я сделала несколько этюдов в масле. Значительно тяжелее.

– Мне Феликс рассказал, где ты работаешь. Если там завязнешь надолго, можешь распрощаться с мечтами о жизни художника.

И тут же рассмеялся:

– Правда, она не так уж сладкая. Ты симпатичная. Лучше найти приличного мужика, охмурить его и напрочь забыть мечты.

Парни ушли, а я осталась на скамейке. Рисовать расхотелось.

Через два дня Билл появился в нашем кафе. Пришел утром, когда я еще не ушла к своим старушкам. Перекинулся со мной несколькими фразами. Так и не поняла, для чего он приходил, ведь не заказал ни завтрак, ни обед. Да и разговор наш был ерундовый.

Вечером Ребекка пристала

ко мне с вопросами: почему не звоню семье, что у меня случилось дома. Рассказала какую-то небылицу – мол, мама умерла, с отчимом отношения не сложились. Кажется, это ее удовлетворило. А когда легла в постель, перед глазами прошли все события, из-за которых я сбежала из Льюисберга. Отчим вообще-то был тихим, всем в доме командовала мама. Помимо завода он еще и подрабатывал в соседней автомастерской. Но когда он напивался, а было это после каждой получки в мастерской, пытался командовать в доме. Мама обычно быстро урезонивала его. Но если он появлялся в доме, когда она еще не пришла с работы, – отыгрывался на мне. В старших классах обычно упрекал меня, что я рисую в свободное время вместо того, чтобы где-то подрабатывать и приносить пользу семье. Но когда я пошла работать, начал проявлять ко мне интерес. Сначала я не обращала внимания на его рассуждения о том, что я уже большая, наверное, у меня есть дружки. Однажды пытался поцеловать меня, но я ускользнула, выбежала на улицу. Пожаловалась матери, а он оправдывался перед ней, когда протрезвел, что это все по-отцовски.

Но в тот день, вероятно, был чрезмерно пьян. Я убирала со стола оставленную им грязную посуду, а он подкрался сзади, попытался придавить меня к столешнице и задрать юбку. В руке у меня была вилка, я извернулась и с полуоборота стукнула его. Думала, что кулаком, но попала вилкой в щеку. Он заорал, выпустил меня из рук, и я убежала. Выбежала на улицу, как была, в домашнем платье, схватила только права со стола в своей комнате. И тут же решила, что домой не вернусь. Наш дом недалеко от шоссе, я добежала до дороги, остановилась, не зная, что делать. Ясно было только одно – нужно уехать в большой город и начать там новую жизнь. Но у меня нет денег, идти на автобусную станцию бесполезно. Подняла руку, две автомашины проскочили мимо, но остановился большой грузовик.

Не знаю, что подумал водитель, увидев у дороги растерянную девушку в домашнем платье. Но правую дверь открыл:

– Садись. Чего стоять при дороге.

Машинально села справа от него. Голова совсем пустая. Думаю, что по моему виду, застывшим глазам, решил, что я пьяна или нанюхалась дури. Тут же начал действовать напрямик:

– Что, с клиентами плохо? Погода ни к черту сегодня. Все домой спешат, к своим бабам. Сколько ты берешь?

Так как я ничего не ответила, он протянул правую руку к моим коленям, попытался залезть под платье. Когда я резко отодвинулась, расхохотался:

– Не съем я тебя. Не любишь так, сама все делай.

Не отпуская руль, схватил правой рукой меня за шею, нагнул к своим коленям:

– Давай, давай. Дорога длинная, развлекай меня.

Не смогла вывернуться, но правой рукой попыталась дотянуться до его щеки. Вероятно, мне это не удалось, но он увидел в руке у меня вилку, нецензурно выругался. Продолжил конкретно:

– Пошла вон, сучка! Вести себя прилично не научилась, а туда же – заработать хочет.

Открыл дверь и вытолкнул из машины. Хорошо хоть, что успел затормозить. Все равно я упала на дорогу, было больно и обидно. А в руке так и осталась вилка, я и не обратила внимания, что не выпустила ее из руки, когда выбежала из дома. Грузовик ушел вперед, я полежала с минуту и двинулась по дороге неизвестно куда. А тут и дождь начался.

Лежу с закрытыми глазами, снова и снова перед глазами отчим. Его бешеные глаза, его истошный крик; потом сцена в кабине грузовика; момент, когда я испугалась, что Роберт потребует плату за помощь. Попыталась вспомнить, что же он сказал, показывая мне на диван и стопку белья. Сказал спокойно что-то о сексе и работе. На попытках вспомнить задремала.

После очередной получки – Флоренс платила мне в понедельник

за прошлую неделю – купила все, что нужно для работы с акварелью. На большее не решилась, не покусилась. Деньги у меня были, я ведь так и не потратила двести долларов, которые дал мне при расставании Роберт. Но я еще не была уверена, оставит ли меня на работе Флоренс, хотелось иметь запас на черный день. И начала заново осваивать цвет. В старшей школе я много работала с акварелью, но только с неживыми предметами, в школьной комнате для дополнительных занятий, где я и еще три девочки два раза в неделю осваивали рисунок и акварель под руководством приходящего старого учителя рисования. Я говорю «девочки», так как они были на два года младше меня. А теперь мне пришлось осваивать в парке живую природу. Да еще я начала рисовать Ребекку. Это она меня попросила, когда увидела в моем альбоме рисунок с силуэтом проходящей по аллее женщины. Бюст генерала Роберта Ли мы рисовали в школе, но живых моделей у нас не было. Да и учитель наш считал, что мы должны сначала хорошо набить руку на статичных моделях. Поэтому первые два акварельных рисунка Ребекки я со стыдом выбросила, отказавшись показать их моей хозяйке. Правда, она не очень и настаивала. Возможно, для нее главным было то, что она могла сидеть недалеко от меня и тихо говорить. Она была идеальной моделью: спокойно сидела в своем кресле – я рисовала ее в салоне – и ровным голосом рассказывала бесконечную историю своей жизни. Думаю, что ей было почти безразлично, слушаю ли я ее. Но время от времени я выражала удивление или одобрение.

После неудачи с акварелями я сделала три детальных наброска в карандаше. Один из них, на котором Ребекка заинтересованно смотрела куда-то вдаль, мне понравился. По нему и начала заново экспериментировать с акварелью. Технику акварели я более или менее освоила в школе, но с цветом у меня всегда были проблемы: накладывая слой на слой, очень часто получала не тот оттенок, который требовался. Поэтому стала отрабатывать на отдельном листе (не в альбоме) наложения красок. На это у меня ушла целая неделя. Боялась, что не смогу запомнить все эти варианты оттенков и порядок нанесения красок, но к концу недели с удивлением поняла, что ничего запоминать не нужно, многие оттенки получаются автоматически. Такое впечатление, что глаза и руки сами знают, что нужно в данный момент делать.

Только после этого я снова стала рисовать мою Ребекку. С третьей попытки получилось почти удовлетворительно, на мой взгляд. Но мне не понравилась одежда Ребекки – серые и черные тона. Попросила одеть что-нибудь яркое. Думала, ей это не понравится, но она вернулась из спальни в бежевой кофточке и яркой светло-голубоватой юбке с разбросанными тут и там аляповатыми розами. Несколько смешно: сморщенная старушка – и кричащий наряд. Но обычно потухшие ее глаза светились такой радостью, что я воскликнула:

– Великолепно!

Для моих упражнений это был действительно подходящий наряд. А Ребекка начала длинный рассказ, как она в этой юбке путешествовала в 1956 году по Южной Калифорнии, познакомилась с Фредом. Неожиданно воскликнула:

– Какое прекрасное было время, как мы любили друг друга!

Покосилась на меня, поправилась:

– Не подумай чего-то плохого. Фред сделал мне тогда предложение. К сожалению, он был католик. Мои родители категорически запретили выходить за него замуж. Возможно, они были правы. Мой Моше был очень хорошим человеком, полностью обеспечивал меня. Только Господь не дал нам детей. А Фреда я больше не видела никогда.

На четвертом варианте я остановилась, вырезала рисунок из альбома и подарила Ребекке. Она его вставила в рамочку и поставила у себя в спальне. Именно после этого она предложила мне перейти в спальню Моше, а гостевую использовать для рисования. Это было очень удобно. К тому же я теперь решилась освоить и кабинет Моше, в котором нашла целую библиотеку.

День рождения прошел тихо, сидели с Ребеккой за столом, пили чай с тортиком, Ребекка рассказывала очередные истории из своей жизни. А я думала: встречу ли я следующий день рождения – двадцать лет – вот так же в компании одной Ребекки?