Китаец
Шрифт:
– Все, я пошел к Сереже, у нас с ним была назначена встреча. Верните мне мои мурашки, пожалуйста.
Открыв глаза, я увидел веревки на теле. Я был привязан к тому самому ржавому стулу, что и несколько минут назад. А может, не минут? Меня привезли в Китай – это я помню, но как и почему я тут?
– Нам все известно. Говори! – вывел меня из прострации несильным ударом в челюсть тот, которого я прозвал Ли.
Нужно было снова сканировать ситуацию. Итак, почему он бьет не сильно? Мой взгляд наткнулся на царапину. На ней запекшаяся кровь. Я часто дрался
– Ты все рассказал уже. Тебя застрелить? – надменно и грубо спросил Ли.
Мне стало страшно. В голове какая-то каша – какие-то остатки галлюцинаций бегали по сознанию, не отпуская его в реальность.
– За что?! – крикнул я по-китайски.
– Прощай, – ответил Ли, и они оба вышли.
Как прощай? Меня окутал страх, я не понимал, что происходит, что и кому я наговорил и как вообще сюда попал. Мне стало холодно и хотелось пить. Руки затекли, и тело ныло. Мои мысли были размазаны, мне хотелось привести их в порядок, но это получалось с трудом. Мучила жажда, и я заорал изо всех сил:
– ПИИИИИИИИИИИИИТЬ!
За моей спиной раздался звук, издаваемый дверным засовом. Я не мог оглянуться, поэтому просто выдохнул в ожидании того, что случится дальше.
Дальше прозвучал выстрел…
Я очнулся.
– Леша, здравствуй, – услышал я голос Минина.
– А вы молодец, Алексей, стойко держались, – раздался, как звук падающей на камни гильзы, голос Доктора.
Методику консервации памяти мне преподавал седой дед, которого мне представили без имени, просто «Доктор». А меня ему как Алексея, и не больше. Никто из тех, кто со мной работал – ни доктора, ни преподаватели, ни инструкторы, – не знал про меня ничего настоящего.
– Правда, молодец, Леш, иди сюда, – пригласил Сергей Анатольевич.
Только сейчас, освободившись от пут, я понял, что это была очередная проверка на вшивость, страшная, но закаляющая и тело, и дух. Я не был ни в каком Пекине, все происходило в Москве. Та крыса, прилипшая к потолку, голый человек с волосатым лицом и таракан остались верными слугами моего сознания навсегда.
– Теория для теоретиков, а мы – практики, – произнес Доктор, разливая по рюмкам водку.
Я сидел на месте, где до этого был Ли. Скамья холодная – его задница ничуть ее не нагрела.
– Твой мозг в бессознательном состоянии не выдает никакие секреты, их как бы не существует в твоей голове, – сказал Доктор, и мы, чокнувшись рюмками, выпили.
– Вода? – с изумлением спросил я.
– Да, Алексей, вода. После таких стрессов с алкоголем нужно повременить, – сказал Доктор, расплываясь в улыбке.
– Если меня будут прессинговать подобными методами, что я буду говорить? – с интересом спросил я.
– Твои сегодняшние воспоминания будут для твоего мозга самыми яркими в бессознательном состоянии. Под действием любых транквилизаторов, LSD или каких-то других психотропных препаратов ты будешь всегда видеть одну и ту же картину… Теперь тебе не стоит этого бояться.
– Ясно. А если я с ума сойду? Такое возможно? – задал я вопрос и Минину, и Доктору.
– Нет,
Здесь, в этой холодной камере, где только что мое сознание программировали от «взломов», здесь, где меня каждый день учат врать и пользоваться людьми, взгляд в глаза, конечно, не является гарантией правды. Доктор соврал, ему соврали, все кругом врут, и для того, чтобы отличать правду ото лжи, нужно было постоянно развивать интуицию и чутье.
После окончания Российского государственного аграрного университета им. Тимирязева и школы ГРУ мне присвоили звание старшего лейтенанта и приписали к третьему управлению – страны Азии.
Разговор о моем будущем состоялся в кабинете Владимира Георгиевича Никифорова – генерала, курировавшего в ГРУ закордонную работу. Несмотря на возраст (Никифорову было около семидесяти), он выглядел прекрасно. От него – высокого, с твердой спиной и сухим, жилистым телом – исходила мощь, и, конечно, за его широкими плечами чувствовался колоссальный опыт. Мы с Мининым сидели за столом напротив генерала. Сначала Владимир Георгиевич похвалил за отличную учебу, дал понять, что я нужен ГРУ, и подтвердил то, что меня хотят отправить работать в Китай. Генерал моментально считал сомнение в моих глазах.
– Послушай, – сказал Никифоров. – Я знаю, что у тебя болен отец. Знаю, что у тебя есть девушка. Но если отбросить эмоции – болезнь твоего отца может длиться и 10, и 15 лет. Нужны будут деньги. Ты не забывай, что мы не только просим тебя служить на благо страны, но и будем щедро оплачивать твою работу. Ты когда-нибудь задавался вопросом о том, сколько у тебя вариантов стать обеспеченным человеком с твоим образованием? И вообще о том, кем ты будешь?
– И я задавался, и мне задавали…
– Твоя любимая учится, у тебя нет ничего, кроме комнатушки в общаге. А так ты сможешь сейчас выстроить базу для вашего будущего, помочь отцу легче перенести болезнь.
– Логика в ваших словах, товарищ генерал, конечно, есть…
– Ну хоть на этом спасибо, – усмехнулся Никифоров.
– Ну Назаров… – пробурчал недовольный моей наглостью Минин.
– …но я нужен им рядом, – продолжил я. – Родителям поддержка, Кате – мужчина.
– Ладно, Алексей, давай начистоту. – Никифоров резко сменил тон на серьезный. – Для себя ты решил, что хочешь этим заниматься, сразу. И ты это прекрасно знаешь. Мы бы не занимались уговорами, если бы не были уверены в том, какой ты человек и что подобная служба придется тебе по душе. И главное, хоть это звучит и очень высокомерно, но ты сейчас действительно нужен стране. Второго человека, обладающего набором твоих знаний и навыков, просто нет.
– Хотите сказать, что это мой долг?
– Если ты так чувствуешь, то – да. Как говорил Николай Константинович Рерих: «Защита родины есть защита своего достоинства».
Повисла тишина.
– Ну что мы тут в рюшечки играемся, Назаров? – вздохнул генерал.
– Я с Родиной.
С легкой улыбкой Никифоров перевел взгляд на Минина:
– Минин, вы почему его не научили думать быстрее?
– Думать быстро он и сам умеет. А быть порядочным человеком мы его не отучали.
– Ясно. Не волнуйся, первая командировка меньше чем на год. Готовьте документы. Послезавтра рейс.