Китай, Россия и Всечеловек
Шрифт:
Если не избавиться от архетипа власти, не избавиться от рабского сознания, не выйти к духовной Свободе. В индивидуализации сознания, которое Бердяев называет «сингулярным», философ видит возможность преодоления извечного отношения рабства-господства, если построить апофатическую социологию по аналогии с апофатической теологией. Личность не может быть частью какого-либо иерархического целого, она есть микрокосм в потенциальном состоянии. И это не антропоцентризм, сдвинувший параметры мира «во имя свое», не сверхчеловек в понимании Ницше. Это умаление себя внешнего ради пробуждения себя внутреннего, озабоченного существованием всех; в духе «соборности» – внутреннего универсализма, «симфонической» личности.
Этим отличается философия Всеединства от западного индивидуализма,
И это напоминает истинного человека (цзюньцзы) Конфуция: «Истинный человек не объединяется в группы, но всеедин. Мелкий человек объединяется в группы, но не всеедин» (Лунь юй, 2, 14). [314] То есть мелкий человек думает о частных интересах, благородный – об общих. Истинный человек живет по Истине, укоренен в Основе, идет наверх; мелкий человек наоборот.
По слову Афанасия Великого: «Бог станет человеком для того, чтобы человек мог стать Богом». Идея божественного человека, теурга, вызревала исподволь во все времена, как и ограниченности общества, формы существования людей. Все возникшее, имеющее причину подвержено исчезновению, учит Будда. «Будьте сами себе светильниками»: существует несотворенное, истинно-сущее, оно в каждом человеке. Это Мудрость-Праджня, которой нет без Сострадания-Каруны. (На нашем языке – без божественной Любви: «Когда же душа уклоняется от любви, тогда помрачается ее умственный взор», – по слову Златоуста. Пушкин же скажет: «Нет истины, где нет любви». А для Бердяева любовь направлена на весь страдающий мир, и в этом ее преображающая сила.)
Есть вечные истины, вечные идеи, в силу чего они не могут не осуществиться. Лейбниц называл вечное нравственное начало – монадой, Гёте – энтелехией. По Конфуцию, существует «врожденное знание» – «Высший Ум един», независим от пространства и времени. Согласно Платону, хаос сменится космосом, и уже навечно: кормчий «вновь берет кормило и снова направляет все больное и разрушенное по прежнему свойственному ему круговороту: он вновь устрояет космос, упорядочивает его и делает бессмертным и непреходящим» (Тимей, 28 А).
Форма существования подвержена старению (ветшает, как «одежда», – по Томасу Карлейлю). Устаревают и нормы общественной жизни, их поддерживают искусственно те, кто не заинтересован в Переменах. Потому и называют общество «больным», а техногенную цивилизацию «дьявольской», что заставило Альберта Швейцера признать: «С помощью всех своих институтов общество будет прилагать усилия к тому, чтобы по-прежнему держать человека в выгодном для себя состоянии безликости. Оно боится человеческой личности, ибо в ней обретают голос дух и правда, которым оно предпочло бы никогда не давать слова… Дух должен сплотить нас, провозгласив идеал культурного человечества в условиях, когда один народ отнял у другого веру в человечность, идеал, справедливость, здравый смысл и искренность, и каждый народ оказался во власти сил, которые заводят нас все дальше в беспросветную глушь бескультурья ». [315]
Я позволила себе выделить слово «бескультурье», потому что в этом суть проблемы: «преображение» государства и общества последует за преображением человека, а не наоборот. До сих пор пытались изменить жизнь, не изменив
Лев Толстой принял максиму упанишад: «одно во всех… „Tat twam asi?“ – „Кто ты?“ – „Я есмь ты“». Не потому, что был очарован восточной мудростью, а потому что это зрело в его душе (Л. Толстой. В чем моя вера? 1884). Каким путем пойдет человечество? Пока что усредненное сознание диктует правила жизни. Но ложь временна, вечна Истина, даже если люди не отдают себе в этом отчета. Недаром Бердяев высоко ценил Толстого, для которого жизнь есть углубление сознания, углубление духа в единое бытие. «Оно же есть Брама-Атман, основа всякого бытия и истинная сущность человеческого духа». Брама – свойственное человеку истинное Я. Человеческое Я есть земное воплощение Атмана. «Мы, верно, существовали прежде этой жизни, хотя и потеряли о том воспоминания». [316]
Это и есть русская идея «соборности» – нераздельного и неслиянного единства, к которому призвана вывести духовная Культура. Отсюда вера в Богочеловечество, в конечную победу Добра.
Сартр признает, что мир вывернулся наизнанку под влиянием падшей культуры: «…дух унижен, обращен в рабство и тщетно силится достигнуть сознания и свободы… природа вне и внутри человека воспринимается как человек наизнанку». Но не видит выхода из мира абсурда: «Если я сам вывернут наизнанку в мире наизнанку, то мне кажется, что в нем все налицо». [317] И это привыкание к абсурду – самое страшное, что может произойти с человеком. Потому русские философы будоражили ум, упрекая западных коллег в «меонизме», неверии в смысл жизни. Естественно, если они признают мир феноменальный и не видят мира духовного. Отсюда отвлеченнность, ограниченный рационализм и чувство заброшенности, одинокости, неукорененности в Бытии.
Семен Франк противопоставляет экзистенциалистам, увлекшим за собой молодежь, веру в «Смысл жизни». Он убежден: Бытие само по себе есть совершенное Благо. В стремлении к извечному Свету – смысл Жизни. Внешние связи, как бы ни казались прочными, ничего не меняют по существу. Лишь на глубине подвижничества достигается онтологическое единство. Чем глубже погружаешься в свой внутренний мир, тем ближе становишься другим. Что же говорить о персонализме Бердяева! « Всякое знание абсолютного бытия есть акт самоотречения отпавшего индивидуального разума во имя Разума универсального, и благодать интуиции дается этим смирением… Только в приобщении к Абсолютному Разуму постигается смысл целого». [318]
В соединении разрозненного и заключается миссия России, выстраданная, потребовавшая неимоверных жертв, до сих пор не осознанных. Одни верят в ее назначение, другие сопротивляются ее возвращению на свой Путь, не веря в возможность искупления, возрождения чувства «вселенскости», о котором говорил не один Достоевский. Но идея нации есть то, что «Бог думает о ней в вечности», потому не может не осуществиться, если проснется душа.
Русская культура отличалась своим целомудрием. Не потому ли противны русской душе всякая фальшь, лицемерие, аномалии вроде движения секс-меньшинств – все, что противно человеческой природе? (И об этом шла речь на круглом столе.) Срабатывает здоровый инстинкт национального самосохранения. В общем, и деньги не могут стать надолго ее кумиром: вместо нравственного критерия – коммерческий. Где властвуют деньги, молчит совесть. Пренебрежение духовной Культурой для России равносильно утрате Пути. Так и будет двигаться по ухабам, попадая из одной ямы в другую, ища ответа на стороне, вместо того чтобы заглянуть в себя.