Китайская петля
Шрифт:
Господин Ли Ван Вэй ничего не сказал Андрею, даже не глянул в его сторону. Можно ли ему в бой? А, черт, была не была! В несколько скачков Рыжий догнал всадников: перед глазами плотно шли гнедые крупы, черные помахивающие хвосты, широкие человеческие спины, покрытые чешуей блестящих колец. Топот копыт усилился, стал слитным, смешиваясь с железным лязгом кольчуг и тягучим волчьим воем, который, появившись откуда-то из утробной человеческой глубины, потек над атакующей лавой.
Подхлестываемые гулом атаки, воины пригнулись к седлам, медленно опуская копья над небольшими круглыми щитами. Некоторые натянули луки, на скаку накладывая стрелы. Андрей, вытянув из ножен старую саблю, бросал быстрые взгляды вправо-влево. Топот усилился, вой поднялся, завибрировал,
Мимо уха Андрея что-то коротко и страшно свистнуло, потом еще раз, в уши на мгновение прорвался нарастающий топот чужих коней, и вдруг все взорвалось: железный грохот сталкивающихся щитов, треск копей, сабельный лязг, гортанные крики всадников, конское ржание — все закружилось в глазах и ушах. Впереди, между своими, возникли чужие воины, крутя кривыми саблями; некоторые уже валились с коней, пораженные кыргызами, в последнем усилии еще стремясь достать кого-то. Перед глазами Андрея проскочило окровавленное жало копья, оскаленные зубы — Андрей наотмашь хлестнул саблей — враг исчез, но тут же из свалки вывалился новый. В оранжевом халате с широким поясом поверх пластинчатого панциря возник всадник, из спины у него торчал обломок кыргызской пики, кровь пачкала шерсть коня.
Андрей поднял на дыбы Рыжего, развернув его в сторону монгола и, с замиранием сердца, с ходу полоснул того саблей по шее. Бессильно мотнулась полуотрезанная голова, ударила алая струя крови — но Андрей уже проскочил между двумя дерущимися клубками всадников, на ходу лязгнув саблей по кожаному щиту с чеканными медными бляхами. Встречный бой начал смещаться в сторону холма, сначала медленно, потом быстрее и быстрее — монголы, не выдержав кыргызского натиска, ударились в бегство, кыргызы с гиканьем помчались за ними, раскручивая арканы. Но кони их, утомленные дальним переходом, стали отставать, и остатки монгольского отряда быстро скрылись за холмом. Кыргызы, рассыпавшиеся по степи, перешли с галопа на рысь, а потом, завернув утомленных, покрытых пеной коней, двинулись назад.
Подбирая своих раненых и добивая врагов, воины собирались перед склоном, на котором, опираясь на пласты мягкого песчаника, поднимались невысокие бугристые стены, сложенные из этих же, розовато-серых каменных плиток. Несколько всадников, хлестнув коней, заскочили в крепость, затем один из них появился на стене, махнув камчой. Ханза-чазоол в сопровождении охраны и Мастера шагом поднялся по склону. Мастер жестом подозвал Андрея, тот присоединился к нему уже в крепости. Шел он пешком, косолапо переставляя ноги, ведя коня в поводу.
— Покажи свою саблю, — потребовал китаец, как только Андрей приблизился к нему. Сабля была темной от крови, притупленной от ударов о чужое железо.
— Вытри ее, — приказал Мастер, — оружие нужно вытирать сразу после боя. Потом возьмешь один из этих камней, — показал на куски песчаника, вывалившиеся из кладки стен, — и подточишь. И не надо ерзать в седле — лошади спину собьешь. Как прошел бой? Ты убил кого-нибудь?
— Не знаю, мелькало все. Одного добил, но он был ранен — может, и так помер бы.
— Понравилось на коне воевать?
— Пожалуй…
Ему и правда понравилось. По адреналину встречный конный бой оказался круче скоростного горнолыжного спуска и даже партизанской засады в джунглях.
— Мне в свое время
— Для того, чтобы выйти живым из этой экспедиции, или для того, чтобы отправиться в следующую?
— В следующую? — Мастер усмехнулся. — Сначала из этой выберись.
Солнце склонилось к горизонту, длинные тени поползли от неровных плитняковых стен. Воздух прояснился.
— Там уже Саяны, — показал Андрей. — Мы идем в горы?
— Да, в горы, — ответил Мастер. — Но завтра. Сегодня ночуем здесь.
Из горного городка, лежащего на границе Турфана и пустыни, выехал крупный военный отряд. С лязгом боевого железа и топотом копыт он прошел в темной арке ворот, и вскоре облако пыли показало, что он двинулся по направлению к северным Саянским хребтам. Вел отряд широкоплечий чернобородый воин в блестящей кольчуге — джунгарский полководец Галдан Бодохчу. С молодых лет он был предан буддийскому учению и своей тяжелой сабле. Сейчас наступала очередь сабли — пора было показать енисейским варварам-кыргызам истинный смысл «Восьми сторон божественной любви». «Ом мани падме хум!»— повторял про себя полководец, предвкушая кровавую потеху.
Джунгарские разведчики, ранее прибывшие из Турфанского оазиса, вышли к Енисею, на условленное место встречи с Ченом. По горной тропе, за которой они наблюдали, лежа за каменной осыпью, прошел отряд всадников, спешно уходящий в Монголию. Многие из них были ранены, поперек седел везли трупы. По отрывочной беседе, которую разведчики подслушали, тайно подобравшись к привалу, им стало ясно, что другой отряд, собранный из урянхов, направился в одну из горных долин, куда ожидался ответный рейд степняков-кыргызов. Но к тем людям, встречи с которыми ждали разведчики, все это не имело никакого отношения.
Выйдя на берег Енисея, джунгары стали обустраивать место встречи: тайное укрытие для ожидания, пути отхода, дрова для сигнальных костров. Встреча ожидалась через несколько дней.
Ночью кто-то тихо толкнул Андрея в плечо.
— Поднимайся, — услышал он шепот Мастера.
— Проблемы?
— Тихо! Седлай коня, и поехали. «О Господи, за что?!»
— Куда едем?
Но Мастер уже исчез в темноте. В крепости стояла тишина, в разных местах виднелись группы спящих воинов, кони паслись снаружи, под охраной. Оседлав Рыжего, Андрей замер, вслушиваясь-вглядываясь в темноту, пока разглядел белого коня. — За мной, — прошептал Мастер. Они рысью двинулись по темной степи, догнав группу молчаливых всадников, которые ехали, не зажигая огня. По тускло блеснувшему шлему в одном из них Андрей признал чазоола. Один из всадников — кажется, пленный монгол — был связан. Проехав по долине, они начали подниматься на пологий холм, примерно на середине склона перерезанный невысоким известняковым откосом. Сойдя с коней, зажгли факел — коптящее пламя блеснуло на металле кольчуг, заметалось по кустам акации и каменной осыпи, ведущей к черному глазу пещеры. К пещере двинулись чазоол, Андрей с Мастером и еще один воин, подталкивающий пленника. Все молчали.
Внутри пришлось пробираться низко пригнувшись, но потом ход расширился. Похоже, что стены пещеры были стесаны и пол выровнен. Потом ход вновь стал сужаться, превратившись в узкий лаз, — как говорят спелеологи, «калибровку». К счастью, она оказалась сухой — в известняковых пещерах часто приходится ползать в жидкой грязи, которую потом очень трудно отмыть. Пройдя «калибру» ползком, они вылезли в невысокий длинный грот, дальний конец которого скрывался в темноте. В зигзагах оранжевых и черных пятен, перебрасывающихся в свете факела, мелькнули сталактиты, бугристые своды грота, покрытые какими-то рисунками. Впереди что-то блеснуло, чем ближе, тем яснее: круглое лицо с длинными, полуприкрытыми глазами, рот, змеящийся в отрешенной улыбке, гирлянда оскалившихся черепов на плечах. Отделенная от пришедших неподвижной черной водой, в свете факела матово поблескивала золотая статуя мужчины, сидящего в позе лотоса.