Китти и Полуночный час
Шрифт:
Что будет, если она скажет да?
— Я… я так думаю. То есть, я думаю, исцелили. Но не сейчас.
— Я сбита с толку.
— Да, — произнесла она, тихонько посмеиваясь. — Я тоже.
Эстель звучала уставшей. Сколько времени она в бегах? Прошла половина ночи. Есть ли у Эстель убежище на день? И почему она позвонила мне?
Свидетели. Мы в эфире. Тысячи свидетелей услышат её историю. Умно. Теперь осталось только поддерживать её веру в меня.
— Ты сейчас в безопасности? Ты в безопасном месте или должна бежать? Где ты?
—
— Где, Эстель? Я хочу отправить тебе подмогу, если смогу.
— Не думаю, что это в моих интересах. Преследователи могут услышать. Они могут проследить за тобой.
Будет тяжело. Нужно постепенно, шаг за шагом. Я прикрыла микрофон рукой и крикнула Мэтту:
— Проверь идентификатор номера, узнай, откуда она звонит.
Он кивнул. Я вернулась к Эстель.
— Когда ты говоришь, что тебя преследуют, то имеешь в виду Смита? Или его людей? Они хотят причинить тебе боль?
— Да. Да.
— Ах. Церковь. Почему люди не оставляют его?
— Они… они не могут, Китти. Всё сложно. Нам запрещено об этом говорить.
Мэтт прижал лист бумаги к окну кабины. Надпись гласила: «Таксофон — неизвестный».
— Эстель? Опиши мне процесс исцеления. Ты увидела объявление о церковной встрече и пошла в шатёр. Как давно это было?
Она дышала более спокойно, но её голос всё ещё звучал напряжённым, приглушённым, как будто она боялась, что её подслушают.
— Четыре месяца назад.
— Что произошло, когда ты приехала?
— Я прибыла сразу после наступления темноты. Увидела палатки, трейлеры, автоприцепы – целый временный город. Всё выстроено в круг и отгорожено канатом. И охрана. У ворот собрались восемь человек. Нас проверили металлодетектором. Пытались найти оружие и убедиться, что среди нас нет журналистов. Только истинно верующий мог встретиться со Смитом. И… я хотела верить. Я действительно хотела верить. У одного из нас — кажется, он был оборотнем — нашли микрофон или что-то подобное. В общем, его выставили.
Они выставили оборотня. Это впечатляет.
— Люди, которые попытались ворваться в церковь, встретились со значительной силой. Кто занимается безопасностью?
— Его последователи. Все, кто живёт и работает в том лагере — веруют.
— Но они должны быть сильны. Целые стаи оборотней пошли за ним…
— И выстояли против них. Вертигры, вампиры - все. Они с противником на равных, Китти.
—Значит, по-настоящему они не исцелились.
— Нет, исцелились. Я никогда не видела, чтобы они превращались в зверей, даже в полнолуние. Вампиры гуляли при дневном свете!
— Но они сохранили свою силу? Они всё ещё могли иметь дело с оборотнем на равных?
Избавиться от слабостей и при этом не потерять преимуществ? Некоторые могли сказать, что это лучше, чем исцеление.
— Думаю, да.
Интересно.
— Продолжай.
— Меня отвели в основную палатку. Там проходила своего
— Это был Смит? Как он выглядел?
— Он… он выглядел совершенно обычным.
Конечно. Вероятно, она даже не узнала бы его в толпе.
— Я ожидала проповедей, чтения лекции с обычными библейскими цитатами о ведьмах и злодеях. Мне было всё равно; я была готова пойти на всё что угодно ради исцеления. Но Смит не стал морализаторствовать. Он заговорил о желании измениться. Он спросил, хочу ли я этого, есть ли у меня желание помочь ему достигнуть моей души и найти мою смертность, мою жизнь. Я согласилась. Его слова были такими убедительными. Тогда он положил руки на мою голову.… Это было по-настоящему, Китти. По-настоящему! Он коснулся моего лица, и моя душа озарилась светом. Каждый пропущенный восход солнца вернулся ко мне. И голод — он исчез. Я больше не хотела крови. Моя грудь снова вздымалась, словно по жилам текла кровь. К коже вернулся розовый оттенок. Я снова стала смертной, живой и дышащей, как Лазарь. Воистину! Смит показал мне крест, я коснулась его — и ничего не произошло. Я не сгорела. Он убедил меня, что я могу выйти на солнце.
Когда Эстель поначалу начала говорить, я подумала, что услышу историю сектантки, утратившей веру, готовой представить секреты Смита и сказать точно, почему он является самозванцем. Но Эстель не говорила как разочарованная бывшая последовательница. Она до сих пор верила. Она говорила как сторонница, которая потеряла доверие или веру в своё право на спасение.
Я должна была спросить:
— Ты смогла, Эстель? Ты смогла выйти на солнце?
— Да, — прошептала она.
Чёрт. Исцеление. Я почувствовала щекотку в животе, искру надежды, которая горела как изжога. Выбор, побег. Я могу вернуться к прежней жизни. Если захочу.
Но бесплатный сыр только в мышеловке.
Я не пустила в голос эмоции, пытаясь сохранить журналистскую беспристрастность.
— Ты оставалась с ним четыре месяца. Что ты делала?
— Путешествовала с трейлерным городком. Выходила на помост и выступала свидетелем. Я видела восходы солнца. Смит заботился обо мне. Он заботится обо всех нас.
— Значит, ты исцелилась. Здорово. Но зачем оставаться? Почему все исцелённые остаются и не начинают новую жизнь?
— Он — наш лидер. Мы преданы ему. Он спасает нас; мы бы умерли за него.
Она говорила так ревностно, что мне стало любопытно, неужели я столь критично настроена. Но я так близко подобралась. Вопросы, одни вопросы.
— Но теперь ты хочешь оставить его. Почему?
— Там… там нет свободы. Я видела солнце. Но не могла покинуть его.
—Не могла?
— Нет… не могла. Всё что я есть, моё новое «я» — лишь благодаря ему. Словно... он сотворил меня.
О боже.
— Немного похоже на семью вампиров. Преданные последователи служат своему господину, который создал их.