Китти. Следуй за сердцем
Шрифт:
Я старалась ничего от него не требовать, наоборот, всеми силами пыталась показать, что он нужен мне сам по себе, что его амбиции меня восхищают в личностном плане, а не как шанс приобщиться к его будущему успеху. Грег не перестал хорошо ко мне относиться и, если встречал меня где-нибудь в университете и рядом не было Стивена (а пару раз и при самом Стивене), просил меня быть поосторожнее и оценивать людей по их поступкам, а не по словам.
Трудно было оценивать Стивена по поступкам, потому как меня совершенно ослепила любовь. Меня бросало с вершин счастья в пучину отчаяния, иногда даже несколько раз в день. Порой не верилось, что Стивен действительно хочет быть со мной, что я ему действительно нравлюсь, и я начинала грустить. Но, судя по всему, я все-таки была ему небезразлична, поскольку через год он сделал мне предложение. Несмотря на то что мы уже долго
Он любил меня! Он хотел на мне жениться! Он хотел прожить со мной всю жизнь! Первые месяцы после помолвки я ходила ошеломленная. Я не слышала ни поздравлений, ни радостных (или завистливых) возгласов подружек, постоянно пребывая в каком-то блаженном полусне. Мама тоже очень радовалась. Я звонила ей по вечерам, когда они с Паоло уже возвращались со своих танцев или посиделок у друзей, и взахлеб рассказывала о своем счастье.
Свадьбу мы пока не начали планировать, даже дату не назначили, так как Стивен готовил свою дипломную научную работу и был чрезвычайно занят. Мы редко виделись, и мне было трудно и одиноко. Стивен же пропадал в постоянных разъездах – ему нужно было посетить множество отельных комплексов, чтоб получше изучить тему и заодно найти себе место для стажировки. Меня это порядком пугало, я опасалась повторить печальный мамин опыт. Но тут все выглядело иначе: Стивен вовсе не стал ко мне придираться, наоборот, во время наших редких встреч он говорил, что только в моей компании чувствует себя расслабленно и умиротворенно, может быть собой и ему ничего и никому не нужно доказывать. В последнее время он очень уставал, даже стал менее разговорчивым. Он просил меня рассказывать что-нибудь, что угодно, но не расспрашивать его ни о чем, позволить ему просто отдохнуть и послушать. Я старалась поддерживать его и не докучать своими глупыми страхами.
А потом он со мной порвал. Совершенно неожиданно и непредсказуемо. Как говорится, ничто не предвещало беды. Просто однажды Стивен пришел и сказал, что ему предложили стажировку в одном роскошном отельном комплексе в Париже и от такой возможности нельзя отказываться. Сказал, что сейчас самое время заняться карьерой. Сказал, что мы еще молоды и все у нас впереди, и подмигнул. И еще добавил: он чувствует, что еще не созрел для семьи. В общем, спрыгнул.
Меня как будто асфальтоукладчиком переехали. Если раньше я звонила маме и часами щебетала, рассказывая ей о своем безграничном счастье, то теперь я рыдала до икоты и жаловалась, как я разбита и растоптана. Мама рыдала вместе со мной и настойчиво звала к себе. Но возможность плакать у мамы на плече не казалась мне панацеей, и я отговаривалась учебой и работой. К тому же, если честно, у меня оставалась слабенькая надежда на то, что Стивен просто устал и испугался. Ведь все мужчины нервничают перед свадьбой! Он же прекрасно ко мне относился, не мог ведь он так внезапно перемениться! Он обязательно поймет, что именно я способна поддержать его во всех начинаниях, обеспечить ему дома уют и спокойствие, которые обновят его силы!
Было очень трудно учиться и работать. Трудно было видеть сочувственные (и не очень) взгляды одногруппников. Грег смотрел на меня издалека с грустью, но я его избегала – сейчас он был мне противен, мне все были противны. Я не могла простить Грега за то, что он оказался прав.
Я нередко сбегала с лекций и пряталась в туалете, потому что уже не могла сдерживать слезы. Повезло, что хотя бы на работе меня временно переместили в серверную, так как в моем кабинете был ремонт, и теперь я сидела одна. Я переводила деловые письма и всяческие документы компании и временами устраивала перерыв, чтобы всласть порыдать. Как-то в серверную неожиданно зашел начальник и увидел бесподобную картину: я быстро стучала по клавишам, вслух проговаривая набираемый текст письма партнерам, и одновременно ревела и икала. Начальник был мужчина солидный, давно в браке, имел двух взрослых дочерей, но к женским истерикам относился с суеверным ужасом. Он не рискнул спросить у меня, что происходит, но, видимо, все-таки предпринял какие-то попытки повлиять на мое настроение при помощи смены обстановки. Начальник предложил мне отправиться на пару дней в командировку в Марсель – решить от его имени кое-какие вопросы с поставщиками.
Поездка действительно вдохнула в меня новые силы. Я даже воспрянула духом. Радостно было делать что-то важное, решать какие-то проблемы, хотя я работала всего
А буквально чуть позже в тот же день я наткнулась на него прямо посреди Марселя. Впервые за два месяца после нашего разрыва. Он как раз выходил из кафедрального собора. Под руку со своей новоиспеченной женой. Наверное, за эти восемь недель он дозрел до нужной кондиции.
Я попыталась улизнуть незамеченной, но гости стояли плотными рядами, и я встретилась с ним взглядом. Далее я мало что помню. Помню, что зачем-то пожимала его руку в белой перчатке и беспомощно мямлила: «Рада. Очень рада!» Мне еще никогда не было так стыдно. Казалось, воздух вокруг должен воспламениться от моих пылающих щек. Как ни старалась я убедить себя, что это ему должно быть стыдно, это ведь он оказался подлецом и обманщиком, – стыдно все равно было именно мне.
Я вернулась в Брюссель, без объяснений уволилась из своей конторы, заперлась дома и погрузилась в глубочайший ступор. Я не реагировала на звонки, на шум на улице, на смену дня и ночи. В голове пульсировала только одна мысль: «Почему? Почему это произошло именно со мной? За что?»
В книгах, когда с девушками происходит что-то подобное, они имеют обыкновение поедать столовой ложкой мороженое, распивать вино в неположенное время и закусывать все это поджаристыми куриными крылышками. Для меня это был бы более щадящий вариант. Но когда я страдаю, у меня напрочь пропадает аппетит. Через месяц (два, три? – понятия не имею), который я прожила в основном на сухих анчоусах, апельсиновом соке и слезах с редкими микродозами колбасы, меня поймала в магазине бывшая сотрудница и буквально силой отволокла к врачу. Но в этом совершенно не было необходимости. Я не питала абсолютно никаких иллюзий касательно моего состояния. Да, я отощала. Да, у меня нервный срыв, депрессия и еще что-нибудь. Что ж тут странного? Странно было бы, если бы я цвела и пахла. Я пыталась просто продолжать дышать, просто продержаться какое-то время до тех пор, пока не станет полегче.
Доктор говорила много, заумно и скучно и в итоге записала меня в группу каких-то там анонимных деятельных победителей или победоносных деятелей: я ее не слушала. Главное, посещать эти собрания нужно было дважды в неделю. Она все убеждала меня в том, как это важно, что я должна отнестись к своему состоянию серьезно и ответственно, что эта терапия вернет меня к полноценной жизни и тому подобное. Я исправно кивала и поддакивала для виду, но, откровенно говоря, и сама уже поняла, что нужно срочно что-то менять.
Нужно сбежать туда, где никакие непрошеные доброжелатели не будут мешать мне гробить себя дальше. Поэтому я переехала в Брюгге.
Брюгге. Воссоединение
Этот город невозможно забыть. Он навсегда отпечатался в моем сердце, как место, где чудеса случаются буквально на каждом шагу. Казалось, его и строили с таким расчетом, что однажды некая сломленная и раненая Китти вернется сюда, чтобы обрести в своих горестях покой. Огромное преимущество Брюгге состояло в том, что я знала его достаточно хорошо, в то же время оставаясь достаточно неизвестной его жителям. Совершенно не хотелось выслушивать всякие неуклюжие утешения вроде: «Ты еще так молода, все наладится», «Время лечит» и «Все будет хорошо, вот увидишь».
Мне был всего двадцать один год, и моя песенка была спета. Самый прекрасный, самый желанный, самый любимый мужчина на земле не просто ушел от меня, а предпочел мне другую. Я бросила учебу, ибо зачем она нужна, если жизнь не имеет смысла? Чему я буду учить детишек в школе? «Когда-нибудь вы вырастете, полюбите какого-нибудь человека, будете готовы разделить с ним печаль и радость, здоровье и болезнь, а потом он разобьет ваше сердце и даже не объяснит, за что именно».
Я настроилась на то, что я здесь тихонько зачахну и умру. Все равно я больше никогда и никого не полюблю, а жить без любви мне вообще было неинтересно. Утешало то, что мама была пристроена: Паоло о ней позаботится. Поэтому я, как больная на терминальной стадии, просто отказалась от лечения и приехала в любимый город, чтобы вкусить последних радостей этого мира, насладиться хоть чем-нибудь, что еще не утратило своей прелести.