Клад Царя Гороха
Шрифт:
— Ну не скажи. История знавала очень даже сытно кушающих и признанных гениев. Тот же Рафаэль жил весьма неплохо, красиво и сытно.
— Так это уже после того, как его признал весь папский двор и ему поручили роспись Ватикана. Тот заказ сделал Рафаэля обеспеченным человеком. Ну а до того? А многие художники, может быть, не менее великие, но не сумевшие пробиться наверх? Ной совсем не из богатых.
— Не скажи. Кроссовки у него вовсе не дешевые.
Леся примолкла. Действительно, дешевку Ной не носил. И когда Лесе показали его рюкзак, она
— Странно и непонятно.
— Надо будет, когда вернемся, расспросить ребят про нашего Ноя поподробнее. А то мы с тобой что-то совсем мало об этом парне знаем.
— Да, просто возмутительное отношение к делу.
— И это надо как можно быстрее исправить.
Но так как прямо сейчас им никто не мог ничем помочь, подруги засунули купленную плитку в багажник и поехали к Матроне, надеясь, что хотя бы эта умная и рассудительная женщина сможет им помочь понять, откуда у Боцмана могли взяться такие большие для этого беспутного пьянчуги деньги.
Однако Матрона хоть и открыла им дверь сама, но выглядела она плохо.
— Ох, что с вами? — испугались подруги. — Вы заболели?
Вид у цветущей еще вчера Матроны был бледный и утомленный.
— Голова раскалывается, — пояснила она девушкам.
— Может, мы не вовремя?
— Заходите, девочки, — пригласила Матрона. — Вы же не просто так ко мне пришли, верно? У вас есть какие-то новости по поводу нашего расследования?
Она так и сказала «нашего». Значит, ее тоже волнует судьба убийцы Людки и Боцмана?
— Людка мне совершенно безразлична, — покачала головой Матрона. — Пустое и бессмысленное существо. Хитрое, наглое, двуличное и подлое.
— Эй, вы поосторожнее, — произнесла Кира. — Все-таки о покойнице говорите.
— А кто виноват, что о некоторых людях на поминках и сказать-то бывает нечего? — развела руками Матрона. — Только они сами. И это чистая правда, о Людке я ничего хорошего сказать не могу. Ей давно уже могли бы дать по шапке за ее лживый язык и привычку красть все, что плохо лежит. Сколько уж она на лесобазе нажила всякого добра, я один раз случайно ее сберкнижку увидела, так прямо обомлела. У нее там больше миллиона лежало.
— Рублей?
— Ну не долларов, ясное дело, — снисходительно пояснила Матрона. — Но для здешних мест и это очень немало. Да, и забыла еще добавить, книжек у нее таких пять или шесть штук было. И девочка-оператор, что в той сберкассе сидела, она тоже моя ученица, не удержалась, проговорилась мне, что это их самая странная клиентка. Выглядит как последняя синячка, а у самой денег на книжках столько, что на квартиру в Москве хватит.
— Ничего себе! — присвистнула Кира. — Солидно!
Леся тут же поинтересовалась:
— А наследники у Людки есть?
— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Одна она жила. Мужики к ней разные хаживали, да вот и Юра в последнее
— А что же ей от Юры было нужно? Его деньги?
— Ну, что у него из наличности случайно вдруг заводилось, Людка, конечно, быстренько на свои нужды изымала. Юрка ведь лопух был, Господи, прости мою душу грешную. Обмануть его проще простого было.
И Матрона неожиданно расплакалась.
— Тяжело у меня на душе, — призналась она подругам. — Я к Юрке сильно привязана была. Хороший он парень, хоть и выпить любил. Но чужого никогда не крал и во хмелю смешным таким дурачком становился. Никакой агрессии в нем никогда не наблюдалось. Может, с парнями он и дрался, а со мной и с матерью тихо всегда себя вел. И на душе у меня тяжело из-за того, что все думаю, может, это я в его смерти повинна?
— Но за что же вы себя-то обвиняете? — удивились подруги.
— Приходил он ко мне.
— Кто? Юра? Покойник?
— Да нет, — поморщилась Матрона. — Что вы думаете, если я историк и занимаюсь изучением язычества, то ко мне духи как к себе домой шастают? Нет, этот ваш паренек ко мне приходил.
— Какой паренек?
— Ну тот, что пропал у вас. Которого вы по всей округе ищете.
— Израк? Он был у вас?
— Приходил.
— А зачем?
— Вот в том-то и дело, обманул он меня. Тумана в глаза напустил. Не иначе как колдовским штучкам чувак обучен был.
Странно было слышать такое словечко из уст почтенной матушки. Но сама Матрона лишь изумленно раскрыла глаза:
— При чем тут какой-то сленг? Чувак — это старинное русское слово, и обозначает оно кастрированного козла.
— Мы не знали.
— Да уж, в животноводстве, и особенно в крестьянском и фермерском животноводстве, до появления промышленных технологий активно использовалась практика оскопления животных мужского пола. Из быка получался вол — флегматичное, но сильное тягловое животное. Из горячего жеребца выходил отличный работник — мерин. А из бойкого петуха — жирный и вкусный каплун. Овец и козлов также подвергали этой процедуре. И чувак — всего лишь козел, которому сильно не повезло еще в детстве.
Интересно, а знают ли это наши работники так называемого комедийного жанра, которые уснащают этим словечком свою речь и обращаются так чуть ли не к каждому своему приятелю.
Но сейчас подруг больше взволновал другой вопрос. Почему Матрона обвиняла Израка во лжи? И зачем он к ней приходил?
— Вы же говорили, что встретились с ним в лесу возле капища?
— А потом он ко мне домой заявился. Извинился за свое поведение. Вежливо так себя вел. И сначала все про историю края у меня расспрашивал. Сделал вид, что очень увлечен этими местами. Мне бы, дуре старой, в глаза ему всмотреться, а я на речи его сладкие повелась. Обрадовалась, думаю, молодежь-то какая приехала старую усадьбу восстанавливать.