Клад под развалинами Франшарского монастыря

Стивенсон Роберт Льюис

— Что это он тащит? — промолвил он. — Надо пойти посмотреть. — И он ускорил шаги.

— Что? Ну, разумеется, свои пожитки! Видно, немало он прикопил и припрятал всякого добра, живя у тебя, — ядовито заметил Казимир, —

и благодаря его коммерческому воображению его дела, надо думать, обстоят недурно.

— Я что-то очень давно не видел этой большой корзины, — как бы про себя сказал доктор.

— Да и теперь недолго полюбуешься на нее, — засмеялся Казимир, — если только мы не вмешаемся в это дело. Что касается меня, то я положительно настаиваю на обыске! Надо же знать, чего он туда наложил!

— И без обыска узнаешь! — с рыданием в голосе воскликнул Депрэ, и, кинув на Казимира торжествующий, влажный от слез взгляд, он бросился бежать.

— Кой черт! Что с ним такое делается? Понять не могу! — пробормотал Казимир, и в следующий момент, подстрекаемый любопытством, по примеру доктора он тоже пустился бежать.

Громадная корзина была так велика и так тяжела, а Жан-Мари такой маленький, слабенький и истощенный, что ему потребовалось очень много времени, чтобы втащить свою ношу наверх, в комнату, занимаемую Депрэ. Он едва только успел опустить ее на пол и поставить перед Анастази, как прибежал доктор и следом

за ним Казимир. И корзина, и мальчик были в самом плачевном виде; первая потому, что пробыла целых четыре месяца зарытая в пещере, что на дороге в Ашер, а последний потому, что бегом пробежал целых пять миль на своих слабых ножонках, не переводя духа, и половину этого расстояния под непосильной ношей.

— Жан-Мари! — воскликнул доктор блаженным голосом, в котором звучали истерические нотки. — Неужели это?.. Неужели это?.. О сын мой! Сын мой!.. — И, опустившись на корзину, он заплакал, всхлипывая, как ребенок.

— Ведь теперь вы не переедете в Париж? — робко спросил мальчик.

— Казимир! — громко сказал Депрэ, подняв на шурина свое мокрое от слез лицо. — Видишь ты теперь этого мальчика? Этого ангела?! И он вор?! Да, он отнял сокровища у человека, обезумевшего, потерявшего голову и рассудок и не способного разумно распорядиться ими; но он приносит их обратно и отдает их мне, когда я протрезвился от угара и когда я действительно нуждаюсь в них. Вот, Казимир, плоды моего воспитания! Этот момент вознаградил меня за все!

— Нда-а… — протянул Казимир.

К О Н Е Ц