Клад Василия Блаженного

Лисовская Виктория

Лена хмыкнула.

– Оперативная информация, говорите? Так вы же собирались сделать меня консультантом в этом деле, я вас правильно поняла?

С набитым ртом Владимир Иванович кивнул.

– Ну так вот, – продолжила Лена. – Если я оперативный консультант, то, наверное, имею право знать подробности этого дела!

Она испытующе уставилась в глаза Яшину.

Тот глубоко вздохнул, вытер рот от варенья салфеткой. Лена не могла не отметить, какие у него красивые чувственные губы, и снова сконфузилась.

Яшин, заметив ее смущение, ухмыльнулся

и, вытащив свой телефон, потыкав в клавиши, показал Синицкой фотографию.

– Вот о чем, Елена Андреевна, я хотел вас спросить. Вы, наверное, знаете окружение профессора Плотникова, с кем он работал на кафедре. Как вы думаете, кто у вас там в университете подходит под это определение?

На фотографии был запечатлен лист из научной работы профессора Плотникова, измазанный чем-то красным.

Лена, зажмурившись, поняла, что это явно не вишневое варенье, а, скорее всего, кровь, настоящая кровь. Внизу листа крупным почерком Ивана Васильевича (его почерк Лена узнала бы из тысячи, так как вся ее диссертация была им исписана), была сделана надпись: «оп. ску… знает».

После буквы «у» или закорючки, ее обозначающей, стояла крупная красная клякса. Дальше что-то неразборчивое.

– Что это? – спросила Лена.

– Посмертное послание от профессора Плотникова, – споро жуя очередной блинчик, ответил Яшин.

– Это его кровь? – побледнев, спросила Лена.

Одно дело читать о кровавых преступлениях в бульварных книжках и дешевых детективчиках, другое дело – понимать, что эта красная клякса – кровь ее обожаемого учителя, преподавателя, да и просто хорошего человека.

Лена прижала руки к лицу, оно пылало.

Владимир хмуро кивнул.

– Да, кровь. Вы сами хотели узнать подробности дела! – заметил он.

– Да, да, извините. А кто такой «ску»? – успокоившись, спросила девушка.

– Вот об этом «ску» или «ку» – там неразборчиво написано – я и хотел вас спросить! У вас есть в университете кто-то с такой фамилией? – приняв деловитый тон, поинтересовался следователь. – Эту записку мы нашли на столе профессора Плотникова, ее он написал, уже будучи при смерти, понимая, что счет идет на секунды, он что-то пытался до нас донести, – объяснил Владимир.

– Вы думаете, это имя убийцы? – поразила Синицкую догадка.

– Скорее всего. Если вам остается жить несколько секунд, то логично написать для полиции имя преступника, вы так не находите?

– А что такое «оп»? – разглядывая записку, спросила Лена.

– Не знаю точно. Там кровь попала, много неразборчиво. Но этот «оп. ску» что-то явно знает, это пытался сообщить Плотников. Подумайте, Лена, кто у вас в вузе или в ближайшем окружении профессора имеет фамилию, начинающуюся на «Ску» или «Ку»?

Лена ненадолго задумалась, потом сказала:

– Знаете, у нас на кафедре русской истории есть профессор Скурвин, но он не имеет отношение ко времени Василия Блаженного, он занимается двадцатым веком – большевиками, съездами КПСС и сталинской эпохой.

– Отлично, профессор

Скурвин, а как его инициалы?

– Олег Павлович, это, выходит, и есть «оп»? – Лена изумленно закрыла рот руками.

– Хм, очень складно выходит, надо навестить этого Олега Павловича, – потер руки в предвкушении следователь Яшин.

– Но вы не знаете Скурвина, этот старичок сам дышит на ладан, ему восемьдесят семь недавно стукнуло. Он совершенный божий одуванчик, не от мира сего. Кроме своей работы, он ни о чем говорить не может! Не могу поверить, что он мог пырнуть Плотникова ножом! Он еле ходит, куда ему ножами орудовать, – покачала головой Лена.

– Все равно надо его проверить, и божии одуванчики иногда способны на убийство, – твердо произнес Яшин.

– Но в записке написано, что «оп. ску» что-то знает, а не что он убийца! – резонно заметила Синицкая.

– Трезвое замечание, а кто-нибудь у вас в универе еще есть на «ску»?

– Есть у нас аспирант Курочкин, мой ровесник. Он на «ку». Зовут его Алексей, отчество не помню, – немного подумав, ответила Елена.

– А может, тут и не «оп», а «ап», или даже «ан», – рассматривая надпись, заметил Яшин, – тут все очень неразборчиво.

– Всех студентов Плотникова я не знаю, но у него занимались все пять курсов, там, возможно, есть с подобными фамилиями. Это надо в деканате узнать. Детей и внуков у Ивана Васильевича не было, работала у него одна Антонина Сергеевна, баба Тоня, приходящая домработница. Но он был очень компанейский человек, его все любили в университете, и студенты, и аспиранты, и коллеги, – непрошеная слеза скатилась по щеке девушки. – Кто же мог его убить?

И уже не стесняясь, Синицкая заревела в полный голос. Она уже не обращала внимания на Яшина, который бестолково забегал по кухоньке, пытаясь ее успокоить. Со слезами у Лены выходило нервное потрясение последнего суматошного дня.

Яшин скрылся в ванной, нашел там аптечку, накапал в стакан пару капель валерьянки и сунул его Лене под нос. Синицкая, все еще в слезах, оттолкнула его руку с лекарством и скрылась в недрах ванной.

Там, включив кран, принялась долго и с надрывом рыдать, вспоминая профессора Плотникова, нож в руках незнакомца из музея. Перед ее глазами прыгал храм Василия Блаженного, с икон которого смотрели с жалостью и сожалением святые.

1558 год. Город Москов

Стройка на Троицком подворье, ныне Красная площадь

– А еще Василий ох и мудрен был, и прозорлив гораздо. Он будущее предрекал как обычным людям, таким, как мы с тобой, так и, поговаривают, даже царю-батюшке, всему граду Москов и стороне нашей родной пророчествовал. Вот ты знаешь, Ванютка, что он про страну нашу говорил? Нет, головой машешь, то-то же. А Василий всю правду чистую вещал.

Подросший Иван неуверенно мотнул головой: