Клад вечных странников
Шрифт:
Где именно находится клад!
А что писал об этом Василий Дворецкий?
Во-первых, дед его госпитального соседа при жизни «сколотил себе домовину». То есть выстрогал гроб, надо полагать. Готовился к смерти, а потом пропал неведомо куда. Однако же умирающий сосед «все просил, чтоб я непременно известил о его кончине Анну Ивановну. И чтобы ей передал: надо, мол, достать из-под порога какой-то черный гроб (сестренка его Тонечка якобы знает, где он лежит), а открыть нужно позвать деда из Вышних Осьмаков. Конечно, сосед при этих
Василий Дворецкий не понял, что речь шла не о простом гробе, а о шкатулке. Клава Кособродова знала это доподлинно. Однако, по рассказам Оксаны, Клаве было известно, что клад находится где-то на севере области. А что, если Василий Дворецкий просто не понял последнего намека умирающего? Что, если Вышние Осьмаки – именно то место, где надо искать? Правда, похоже на название населенного пункта: Вышний Волочок, Вышние Осьмаки…
Довольно-таки дурацкое название. Надо завтра в библиотеке заглянуть в Даля, посмотреть, что это значит.
Нет, все-таки Катерина, наверное, ошибается. Ведь Клава сама писала письмо Асе Николаевне, она должна была вспомнить это название…
Катерина посмотрела на часы. Почти час, ничего себе! А сна ни в одном глазу. Этак она скоро уподобится Оксане, которая не спит до двух, до трех ночи, однако утром ее не добудишься. Вот и сейчас она, конечно, не спит…
Так же, как внезапно проснувшееся любопытство Катерины!
Не в силах справиться с собой, схватила телефон, набрала номер.
– Привет, – нетерпеливо отозвалась Оксана. – Что у тебя? Давай быстро, я тут жду звонка.
– Слушай, а твоя бабушка разве ничего не знала про Вышние… – начала было Катерина, но тут же осеклась.
Да ну, глупости какие! Не стоят эти Вышние Осьмаки того, чтобы говорить о них среди ночи девушке, которая напряженно ждет какого-то важного звонка. От парня, конечно. Вокруг Оксаны всегда вьются какие-то парни, словно мотыльки возле яркой лампы. Это Катерина запросто может позволить себе бухнуться в объятия Морфея в десять вечера, потому что соперников у этого самого Морфея просто нет. А вот Оксана…
– Ладно, извини, – буркнула Катерина. – Просто я тут кое-что вспомнила… Извини, это неважно.
– Нет уж, говори, раз начала! – потребовала Оксана, и Катерина начала рассказывать.
– …Катька там, наверное, чуть не лопнула от изумления, когда я ее не послала подальше, а стала расспрашивать, – спустя два или три часа весело сказала Оксана.
Голова ее лежала на мужском плече, а рука бродила по широкой, поросшей светлым волосом груди распростертого рядом человека.
– Перестань, не щекочи! – прихлопнул он ее ладонь.
– Да ты что? Щекотки боишься? Значит, ты ревнивый, да? И если я вздумаю тебе изменить, ты меня задушишь? Или зарежешь?
– А что, возникло желание преждевременно уйти из жизни? – усмехнулся он.
– Да нет, ты что! – торопливо сказала Оксана, сама не понимая,
– Я тоже ужасно ревнивая, хотя щекотки не боюсь. Вот попробуй пощекотать меня, сам увидишь.
Оксана выпятила свою прелестную грудь и замерла в ожидании.
Но ему сейчас было уже не до радостей секса.
– Да… – протянул задумчиво. – Поразительно, сколько времени мы пытались угадать это место, и вдруг ключ сам упал к нам в руки. Вышние Осьмаки, Вышние Осьмаки! Вообще говоря, могли бы и сами догадаться, когда смотрели карту.
– Да ты что? Совершенно несусветное название, разве угадаешь?
– Не столь уж несусветное, как тебе кажется. Я посмотрел по карте – оно на севере области, в Аренском районе. А в тех местах испокон веков селились староверы. Крест у них был восьмиконечный, а по-старинному – осьмиконечный. Осьмерик, осьмерица, осьмак. А слово Вышний – это уж насчет божественного, возвышенного. Вроде как сказать – крест святой. Понятно?
– Понятно… – выдохнула Оксана потрясенно. – Слушай, как же мы сами не догадались? Это же так просто!
– Ничего себе просто! – обиженно хмыкнул он. – Конечно, теперь, когда мы знаем это название, кажется, что просто. Откуда нам было знать, что этот мужик, который твоей бабке про клад рассказал, происходил из староверской семьи? Знали бы, так, может, и сами бы догадались, без этой твоей подружки.
– Да ну, какая она мне подружка? – Оксана пренебрежительно оттопырила яркую, припухшую от поцелуев губу. – Мы и не дружили никогда особенно. Подумаешь, учились в одном классе. Потом случайно встретились, лет через пять после школы, – и Катька ко мне прилипла. Она же одна все время, работа и дом, никакой личной жизни.
– Выходит, у нее нет никакого хахаля? Ты уверена, что она больше ни с кем не захочет поделиться информацией?
– Разве что с родителями, но они в деревне, вернутся только в октябре, как обычно. Катька одинока до тошноты, у нее никого нет. Да ты бы видел, она ужасно невзрачная, такой вечный гадкий утенок. Но знаешь что? – Оксана задумчиво почесала потный живот. – Я как-то сразу не обратила на это внимания, а сейчас подумала… Такое ощущение, что она пожалела, что сказала мне про письмо своего деда и про Вышние Осьмаки.
– То есть? – Он приподнялся на локте и заглянул Оксане в лицо. – Почему ты так решила?
– Ну, понимаешь, она начала так оживленно рассказывать, читала мне отрывки из письма, а потом вдруг как-то сникла, начала мямлить… Я говорю, это, мол, все, что ты знаешь? А она с таким облегчением: все, все! И отключилась. Может, это мне теперь кажется, конечно…
– А может быть, и не кажется, – кивнул он. – Забавно… А ты не попросила ее показать это письмо?
– Попросила. Но она как-то очень ловко увильнула от ответа, перевела разговор. С чего бы, как ты думаешь?