Клад
Шрифт:
— Ну, ладно, дед! — ободряли Токтасына слушатели, сияя улыбками. — Деньги — зло, сор… Сегодня они есть, завтра нету. Значит, и считать их ни к чему. Каким премудростям ты еще не научился? Хотим знать…
— Ездить на белесипете! — со вздохом отвечал дед. — Не далось мне это чертово колесо, не покорилось, сколько ни пытался. Ах, как я завидовал ровесникам. Едва не умирал от нетерпения! Но чуть забросишь ногу через окаянное кружало, прикоснешься, извините, правой ягодицей к кожаному седлу, тут же летишь в
Старый Токтасын умел передать неподдельную скорбь по поводу своей неудачи с велосипедом такой уморительной гримасой, что свидетели его скорби со стоном хватались за животы, вопили:
— Умора! Хватит!
— С чем у тебя, Токтасын, еще в жизни не поладилось? Может, такой секрет, что и признаваться неудобно?
— Зикрет, зикрет! — тут же соглашался старик, кивая реденькой бороденкой. — Рад бы утаить, да всяк небось о том слышал.
— Ни в зуб ногой не ведаем!
— Говори как на духу! Тут свои!
Долго покачивает седой головой Токтасын, казнится, словно на Страшном суде. Но таков уж народ в ауле, что, сколько ни кройся от него, все о человеке вызнает. Старик и сам щадит терпение слушателей.
— Женщиной управлять аллах не надоумил! — объявляет он покаянно. — И вам не советую, не пытайтесь их учить. Бесполезно!
И это признание вызывает бурю сочувствия среди мужчин…
Наши путники застали хозяина в ауле. Он сидел в тени вишни возле крыльца, отдыхал или о чем-то думал.
— Ассалаумагалейкум![39]
Жаксыбеков поздоровался с ним за руку.
— Узнали?
— Разве можно не узнавать начальство! — ответил он с лукавинкой в выцветших карих глазах, которые были у него смолоду черными. — Теректиров я угадываю по походке и по тому, между прочим, как пожимают руку.
Посмеялись. Но неугомонный говорун уже завелся, что было признаком его хорошего настроения. Он продолжал:
— Да есть еще одна примета у вас, теректиров. Хочешь, выскажу: у начальственного тулпара[40] всегда большой хвост…
Жаксыбеков невольно поежился и в сердцах заметил своему водителю:
— Коля, это тебе урок: как не полагается ездить через населенный пункт… Быстро гонишь, будто по полевой дороге, отсюда и хвост из пыли.
Старик, заметив, что его упрек понят, перевел разговор на другое:
— Говори, басеке[41], какими судьбами?
— Не успели с машины слезть, — настраивался на шутку Кали, — уже ругаешь. Сегодня небось и кружку воды для таких «хвостатых» пожалеешь?.. В Ускен едем, да вот завернули…
— Что пожелаете: ягненка зарезать или свежей рыбкой попотчевать?
— Спасибо! — ответил Жаксыбеков. —
Старик проворно юркнул через калитку во двор, вернулся с ведром в руках. Кивнул на машину:
— Коня бы мне твоего на десять минут.
— Я сам сяду за руль, — предложил директор.
Старик с сомнением покачал головой:
— Не завез бы в болото… Но коль потянуло на зикретную беседу, так и быть, поеду с теректиром. Умные люди говорят: дурная примета, если бастык подчиненному прислуживает… Ладно, ладно, молчу…
Никакого садка с рыбой, как и ожидал Жаксыбеков, у деда в запасе не оказалось. Вблизи камышового затончика со вчерашнего вечера был заброшен вентерь. Пришлось снимать брюки и лезть за ним в воду.
Улов оказался небогатым: два сазана, несколько не набравших веса линьков, остальное — мелочь. Вдвоем аккуратно выбрали до хвоста. На ушицу хватит. Когда вернулись к машине, Токтасын сказал директору:
— Рассказывай, басеке, что у тебя там?
Жаксыбеков повел плечами, раздумывая вслух:
— Стоит ли?
Токтасын, подняв руку к глазам, с прищуром вглядывался в лицо важного гостя:
— Раз приехал, значит, было зачем? Наверное, опять младший мой что-нибудь выкинул?
— Как в воду глядели, Токтасын-ага.
— Нахлестался сопляк? — с гневом наступал старик. — Работать ленится? К бутылке потянулся? Ну, тогда дело швах: неделю сосать будет.
Директор мрачно молчал. Не проронив ни слова, он принял легкое ведерко из рук опечаленного деда. Лишь тогда заметил: руки его дрожали от гнева. «Может, я напрасно сказал Токтасыну о неурядицах с сыном? — подумал директор. — Одно расстройство старику, а помочь он едва ли сможет? Поздно все мы хватились. Да, поздно».
Принялся вспоминать: год, месяц…
«Когда Токтасын привел своего Науканбека ко мне от геологов? Осенью, в распутицу. Не больше двух лет тому… Парень был вроде в норме… Успел за это время спиться? Как это все могло произойти? Теперь вот даже в вытрезвитель угодил!»
Старик долго не мог прийти в себя от этой вести. Куда подевался его природный оптимизм!
— Что приуныл, отец? — пробовал расшевелить его Жаксыбеков.
Старик и про уху забыл, стоял с ведерком в руке возле реки.
Мотор завелся сразу, и они двинулись к аулу. Лишь на взгорке перед Белагашем. Токтасын, тронув директора за рукав, требовательно произнес:
— Говори до конца уж! Что он там напроказил?
Жаксыбеков успел мысленно не раз обругать себя за несдержанность: «Нашел в ком искать союзника в борьбе с шалопаем!»
— Да ничего особенного… Дома там скандальчик у них с женой. Чего не случается. Худо, что она пошла жаловаться. В общем, видел я сына твоего вчера в казенном доме[42].